Зайтан-Бродяга. Тихий город

— Забудь. Не нужны мне твои патроны. Дикие вы здесь. На патроны еду и девиц покупаете. Хотя? — Михалыч снисходительно улыбнулся и резко помрачнел. — Плохи наши дела мужики. Хуже и не придумаешь. Закрылась лавочка.

— Какая лавочка? — Спросил я, надеваю ботинки.

— Ваша лавочка. Контора работает только на вход. Выход закрыли.

— Не понял? — Вмешался Гунька. — Какой вход, какой выход? Шутишь?

— Да уж, какие тут шутки. — Михалыч потёр лицо. — Пришёл предупредить, а у Вас гости.

— Предупредить о чём? — Разговор не складывается.

Михалыч говорит загадками, и мне это сильно не нравится. — Спасибо за заботу. Заберу винтовку и рвану в Тихий. За долг можешь не волноваться, верну всё до последнего патрона.

— Бродяга, я с тобой. — Гунька хлебнул кислой, запихал в рот кусок холодного мяса и снова приложился к кувшину. Пережевал, проглотил, глянул в мою сторону и сообщил. — Без меня не уходи. Вещички прихвачу и рванём в Тихий. — Очередная порция мяса отправилась в рот, Гунька пошарил взглядом по столу (искал пасту). — Ты слыхал как недомерок на меня? — Набитым ртом жалутся Гунька. — Отловлю за воротами башку снесу. Да, когда такое было, чтобы какая-то козявка мне рот затыкала?

— Все высказались? — Поглядывая на дверь спросил Михалыч. Мы кивнули. — Теперь меня послушайте. Времени у нас мало, а дел много.

* * *

Рассказ был не долгим, но содержательным. Из слов Михалыча стало известно — в Бочке начались перемены. В конторе принимают исключительно колечки, серёжки, всякие цацки из белого и жёлтого металла. Цену за этот непотреб назначили высокую. Вожак новичков с необычным для наших мест прозвищем Ветеринар, решил рассорится с пришибленными, хочет забрать их промысел. Думаю, этим ребятам (пришибленным) сильно не понравится такая новость. Не было у них конкурентов, за такое могут и Бочку подпалить, у этих парней ума хватит.

Услыхали мы ещё одну новость, похуже первой. Ветеринар, собирается в скором будущем наведаться в соседние поселения. Горит большим желанием, объединить земли, установить на них свои порядки, и правила. Какие правила, что за порядок, да и зачем всё это ему нужно мы так и не поняли. Уж как-то много новых словечек, замысловатые они и ничего не объясняют, а на расспросы нет времени. Но то, что наша жизнь изменится и не в лучшую сторону, сомнений не осталось. Уж слишком много оружия у пришлых. В наших местах оружие и патроны решают всё, они и закон, и порядок. Для себя решил твёрдо — как бы мне этого не хотелось, пойду на болото. Уплачу долг Михалычу, спрячусь в укромном местечке и уже оттуда стану наблюдать за переменами, какими бы они ни были.

Гунька ушёл выполнять поручение Михалыча, наш новый приятель отсыпал ему пол кармана патронов и велел затаится, не лезть на рожон. А я отправился на встречу с Ветеринаром, Михалыч настоял. По пути в номера к Шваньке, Михалыч попросил, не давать обещаний. Что бы ни говорили, о чём не просили отвечать уклончиво. Сказал — облажаюсь поймают за язык и хана. Как можно поймать за язык ума не приложу? Это что, ворот куртки или рука? Да и вообще, много слов непонятных, не слышал я раньше таких. Урки, гопники, блатные, шалавы, шныри, ответка. Что оно такое? Имена, клички, а может название промысла? Голова идёт кругом, каша в ней, неразбериха.

У двери в заведение Шваньки Розовощкой сидит дядька в военной форме, с автоматом в руках. Вот и начались перемены, запрещено в Бочке оружие, в коморке Носатого оставлять велено. А это сидит, автомат уложил на колени лыбится. Завидел Михалыча вскочил, услужливо отворил дверь. Михалыч что-то шепнул дядьке на ухо, тот смерил меня придирчивым взглядом, кивнул. Дальше, пошёл я один.

В коридоре грязно как в хлеву, не припомню, когда здесь видел столько мусора? Да, бывали дни больших хороводов, гулял народ громко и подолгу. Гулять-то гуляли, но не настолько гадко, куда не посмотри бумажки, окурки. Осколки кувшинов из-под кислой, и плевки на каждом шагу. Нет, в хлеву намного чище, там прибираются.

Справа и с лева номера девиц. Днём девки спят, после ночи отдыхают. Сегодня все двери нараспашку. В комнатах дым столбом, шум, гам, пахнет табаком и кислой, разит сушёной рыбой. По коридору шатаются пьяные в военной форме. Их не то что бы много, с десяток от силы полтора наберётся, но для такого места большая толпа. Девиц не видно гогочут в номерах, а вот Шваньку я заприметил, разглядел в сизом дыму. Вид у неё потасканный, стену плечом подпирает, на меня глядит. Бледная она какая-то, нет на щеках румянца, глаза красные, точно плакала всю ночь. Синее платье в белый горошек измято, волосы растрёпаны. Неувидел я у неё на шее большого кулона с камушками и колечек с серьгами тоже нет. Во взгляде пустота, отрешённость. Может, перебрала кислой, пьяная?

— Привет Розовощёкая. — Поприветствовал и спросил для приличия. — Как поживаешь красавица?

— Где тебя носит? — Не поздоровавшись охрипшим голосом спросила Шванька. — Заждались. Ступай в мою комнату.

— В твою?

— Чего переспрашиваешь? Глухой, или дорогу позабыл?