ЗАЙТИ И ВЫЙТИ

МОСН был развёрнут в больших сообщающихся между собой палатках, тарахтели генераторы, сновали люди, в одном месте Юра увидел более десятка выставленных в ряд медицинских носилок, в которых лежали черные целлофановые пакеты с совершенно очевидным содержимым. Словно перехватив мысли, Зайцев пояснил:

- Это те, кого последними уже с Николаевки привезли. Первую партию погибших отправили в Ростов ещё утром. Представляю, какая там у вас заруба была…

Трофимов подумал, что ничто другое в своей сути не является столь тяжелым и глубоким олицетворением войны, как военный госпиталь, через который проходит вся боль военных событий, отражённая в страданиях раненых людей и холодном безмолвии тел погибших.

- Много? – спросил он, хотя ответ ему был известен.

- Я столько в жизни никогда не видел, - ответил врач. – Мы пришли…

Он указал на вход в палатку.

Профильный врач только взглянул на Трофимова, как сразу всё понял.

- Сколько было близких взрывов в ходе боя?

- Около шести, может больше, - ответил Юра. – Это только те, от которых я падал.

- У вас, молодой человек, как минимум контузия средней тяжести, если не хуже.

- Ещё зрение у меня упало, - пожаловался Юра.

- Через две-три недели должно восстановиться, - сказал врач. – Если всё это время в покое проведёте. На чём я настаиваю…

- А спать когда я смогу?

- С этим, - он высыпал на стол несколько упаковок таблеток, - уже можете сегодня. Здесь обезболивающее и успокоительное.

Уступив место Романову, Юра прошёл в соседний палаточный «кабинет», где за столом сидела девушка - лейтенант медицинской службы. Ей было, наверное, двадцать с небольшим, и Юра уже хотел было начать диалог с лёгкой шутки, но глянув ей в глаза, сразу передумал. Вспомнил детство, когда к отцу приходили боевые соратники, а один из них под гитару пел «афганскую» песню Виктора Верстакова, в которой звучали такие слова:

… она любви давно не хочет

ей в душу глянула война…

Он тогда не понимал значения этих слов, но сейчас осознал всю их проницательную глубину. Девушка мельком глянула на Трофимова и попросила документы.

- Смотрите, - она перед собой положила лист формы для заполнения. – Факт ранения или контузии фиксируется в МОСН, куда поступают все раненые. Здесь выписывается справка по «форме 100». Далее вы поступаете на стационарное или амбулаторное лечение в госпиталь, или под присмотр ваших врачей в ОМЕДБ, а после излечения проходите ВВК и получаете справку о ранении. Эти два документа теперь являются основанием для страховых выплат. В вашем случае это три миллиона рублей.

- О, как… - Юра вспомнил, как буквально полгода назад искал деньги на сложную и дорогую операцию маме, и как от него отвернулись все те люди, которые могли бы с лёгкостью помочь – и у них бы не убыло – но не помогли.

- Да, - кивнула лейтенант. – Сейчас так.

- А раньше было иначе? – осведомился Трофимов.

- Раньше справку для получения страховки выписывал начмед части. Знали бы вы, сколько всяких ушлых штабистов и тыловиков оформили себе по две-три лёгкие контузии, диагностирование которых – дело очень зыбкое и неконкретное. И деньги получили…

- Да, я что-то такое слышал, - кивнул Юра.

- Теперь же действует приказ, который поставил на этом безобразии точку. Все страховые выплаты отныне идут только через военно-врачебную комиссию.

- А лёгкую контузию комиссия может и не выявить? – предположил Юра.

- На ВВК обязательно будут делать томографию головного мозга, и это исследование на сто процентов покажет, была контузия на самом деле, или она были симулирована.

Трофимов почувствовал, что девушка-лейтенант, таким образом, даёт ему последний шанс одуматься, на случай, если он сейчас пытается симулировать свою контузию. Чтобы потом не отвечать перед законом за мошенничество. Стало понятно, почему врач на приёме так быстро согласился с озвученной Трофимовым версией – военный медик повидал много разных контуженных и «контуженных», и в итоге пошёл по наиболее верному пути, взваливая всю ответственность за принятое решение на плечи ВВК.

- Оформляем? – спросила она.

- Да, - кивнул Юра.

- Хорошо, - она раскрыла удостоверение личности и стала вписывать в форму необходимые данные.

Всю процедуру оформления Юра сидел молча – строгий голос и эмоционально выгоревший взгляд девушки не предполагал никакого, даже самого лёгкого балагурства.

 

***

Возвращение в Николаевку было омрачено потерей правого заднего колеса, в которое попал осколок от взрыва мины, прогремевший метрах в ста от машины. Оставшиеся несколько километров проехали на пяти колёсах, не пожелав заниматься заменой его на запаску под обстрелом врага. Колесо поменяли уже в селе, заехав в один из коровников, приспособленный под «скрытную» стоянку боевой и специальной техники. В качестве новой «запаски» использовали колесо с разбитого взрывом КамАЗа роты материально-технического обеспечения, который был брошен на окраине Николаевки. Кроме колеса поживиться больше было нечем, так как машину уже основательно помародёрили все те, кто обратил на неё внимание раньше.