«Зайцем» на Парнас

— А я признаться, Никодим Михалыч, к вам с тем же. Дай-ка, думаю, понюхаю в городе, не снабдит ли чем трест? На кой он ляд иначе нужен? Но уж раз вы заскочили наперед и первый запустили руку в мой карман — ладно, дам хлеба. Захватили наши у немца тонн семьсот, не все успел вывезти, сжечь. Только вот беда: хлеб еще в скирдах, в копнах. У меня даже и комбайн есть обмолотить, да нечем его отремонтировать. В кузне ни кусочка угля, хоть зарежься. Вот если б вы, товарищ Браилов… антрацитом меня выручили, я бы вам не только два, а и четыре центнера, полтонны дал бы, да еще наложил и машину тыквушек. А?

Браилов задумался. У него не только каменного угля для кузни, а и пригоршни древесного не было, утюг развести, рубаху погладить. Но у Красавина есть скошенный хлеб, он может начать обмолот? Очень хорошо. Значит, с завтрашнего дня необходимо приложить все усилия, чтобы срочно помочь «Профинтерну» отремонтировать комбайн.

— Ох, Федор Васильич, — хмуро сказал Браилов, делая себе пометку в блокноте. — Ты все на американский манер «бизнесом» занимаешься, будто мы с тобой не одно советское учреждение. Помнишь, до войны в «Правде» была статейка Ильфа и Петрова о горьковчанах: «Вы нам автомобильчик, а мы вам фельетончик»? Смотри как бы и с тобой так не вышло. — Он помолчал, сказал другим тоном: — Ладно. Угля я тебе постараюсь достать.

— Договорились? — весело, спокойно подхватил Красавин, словно и не расслышав первой части речи своего начальника. — Вот это я понимаю: трест. Как в доброе довоенное время: «Мне надо то-то» — и тебе выписывают. По блату. Теперь волей-неволей придется вас кормить, а то помрете, хуже будет. Как вернусь в совхоз, отправлю вам первый центнер хлеба.

И он лукаво, самодовольно улыбнулся.

III

За полдень Браилов выехал на своей полуторке принимать совхоз в только что освобожденном районе. Он сидел в кабине рядом с шофером. Переднее окно было приподнято, и сырой, пропитанный солнечным теплом ветер бил ему в лицо, прилеплял роговые очки к глазам. Ночью прошел сильный дождь, из-под скатов черными звездами разлеталась грязь. Вокруг, куда ни глянь, расстилалась рыжая, лохматая степь, похожая на кошму, у дороги торчал кровавый татарник. Глядя на грузные синеватые облака, завалившие горизонт, на бурый курган с неподвижно застывшим орлом на лысой макушке, Браилов думал, что, собственно, в этой степи прошла вся его зрелая, сознательная жизнь. Сюда, на Украину, по окончании Тимирязевки он был направлен Управлением Юга; здесь проработал четырнадцать лет: сперва агрономом, потом директором совхоза, пока не был выдвинут в трест. В его ведении оказались десятки тысяч гектаров земли, целая маленькая армия специалистов, рабочих сельского хозяйства, бесчисленные стада породистого рогатого скота, лошадей, овец — и все это огромное плановое производство разрушила война.

Война же нанесла непоправимый удар и по маленькой семье Браиловых: погибла дочка Света, ученица четвертого класса, общая любимица.

Эвакуацию сам Никодим Михайлович провел в Москве, работая в своем же главке Юга. Ему с женой подыскали комнатку в старом деревянном доме; зимой там по углам выступал иней, а когда отказывал водопровод, приходилось с ведром ходить на колонку.

Месяц назад Браилова вызвали к наркому. Он вошел в огромный, обставленный черной кожаной мебелью кабинет с шестью телефонными аппаратами. Нарком, почти квадратный, сутулый, с выбритым мясистым лицом, поднялся из-за резного дубового стола, жестом указал на кресло.

— Следишь, товарищ Браилов, за сводками Совинформбюро? Есть уже ваши освобожденные совхозы?

— Имеются. Разрешите показать?

Они подошли к большой, во всю стену, карте, и Браилов обвел пальцем первые районы своей области, только что очищенные советскими войсками от фашистов. Нарком утвердительно кивнул крупной головой с нависшими надо лбом густыми волосами, ободряюще улыбнулся.

— Что ж. Оформляй документы и прямо в дорогу. Задерживать в главке больше не будем. Когда немца отгонят дальше, вызовешь из Москвы семью. Желаю успеха.

И вот Браилов здесь. Сейчас его задача взять на учет все уцелевшее от войны. Стянуть разбросанную по отделениям технику, инвентарь в МТМ и начать ремонт; сохранить семенной фонд; всяческими путями доставать запасные части. Подготовиться за текущую зиму, а там засевать яровой клин и уже постепенно входить в правильный севооборот.

Ну и, когда выдастся пара свободных деньков, съездить на тот злосчастный полустанок, где погибла Светочка. Жене все мерещится, что дочку лишь ранило. Вдруг выжила и где-то, бедняжка, томится? На худой конец поискать могилку, убрать, поставить надгробье.