Зайцы за оградой

Ответом ей был похожий на козлиное блеяние смех старика. Но старуха начала биться, с жалобными стонами просила прогнать с перины зайцев.

Старик надел теплую одежду. Он хотел немного потрафить старухе, ведь та заболела; что ж, пусть сама убедится.

Сквозь сугробы старик карабкался к соседскому дому, и на фоне горы казался таким же крохотным и ничтожным, как черный, величиной с булавочную головку жучок, пытающийся одолеть мучную гору. Прошло немало времени, пока триста метров подъема остались позади, и он достучался до соседа, который работал в общинном управлении. Прошло еще достаточно много времени, пока в медпункте нижней деревни ответили на звонок. Его спросили, обязателен ли визит в такую погоду. Визит обязателен, ответила жена соседа весьма настойчиво, речь идет о старой женщине, ее жизнь на волоске.

Вернувшись домой, старик увидел, что маленькое личико жены покрылось испариной и раскраснелось. Одеяло было сброшено. Он поднял его и снова прикрыл старуху.

Черника снимает жар, вспомнилось ему, и он полез в подвал за банкой черники. Внизу ветра слышно не было, и старик едва не испугался, что оказался не прав, но, поднявшись с банкой из подвала, он снова услышал шум ветра, и ему стало чуть ли не весело.

Он постучал чайной ложечкой по маленькой тарелке с черникой, как это делают, когда хотят привлечь внимание маленьких детей к еде. Старуха посмотрела на него безумными глазами. «Остался бы один из них в живых, не будь они близнецами, господин ясновидящий?» Жена говорила о не вернувшихся с войны сыновьях.

Старику стало не по себе. Жена принимала его за предсказателя, который после войны подвизался на этом поприще в окружном городе и которому они отвезли половину свиной туши, чтобы хоть что-нибудь узнать о своих сыновьях.

Старухе не хотелось черники. Когда он подносил ей ко рту ложку, она толкала мужа ногой. Он пролил варенье на перину, и старуха в испуге уставилась на темное пятно.

Обиженный старик ушел в кухню. Он сидел там, размышляя, и чем больше проходило времени, тем меньше становилась его обида, потому что правота оказывалась на его стороне: медсестра не появлялась.

Когда старуха попыталась выскочить из кровати, он сказал себе: надо что-то делать, и решил отвезти ее в медпункт, как раньше возил туда сыновей, когда они были маленькими.

Он вытащил из кладовки гладильную доску, разыскал в шкафу одежду потеплее — старую барашковую накидку, шаль и все прочее, что могло согреть. Еще он взял свою толстую нижнюю рубаху и длинные кальсоны и со всем этим добром подступился к жене. Старуха, в минуту просветления понявшая, что задумал муж, позволила укутать и запеленать себя. Когда она превратилась в узел одежды, он перетащил ее на гладильную доску. И привязал к доске веревкой.

Выкатывая из сарая санки, он увидел, что канавки вокруг деревьев, которые они прокопали днем, снова оказались заметенными, и подумал, что ему следует поторопиться, ведь предстоящая работа падет теперь на него одного, и не начни он еще до света, ему с ней не справиться.

Он вынес старуху к санкам и подивился тому, какая она тяжелая. Но так много весила, собственно, куча одежды, и ничего тут не поделаешь.

На холоде старуха начала стонать, и он не смог удержаться от того, чтобы не подчеркнуть свою правоту. «Я же говорил тебе, что они не приедут. Я сам отвезу тебя. Да, сам!»

Старухино лицо прояснилось. Она снова впала в забытье и была счастлива оттого, что старик наконец-то везет ее к сыновьям.

Вместе с доской он привязал старуху к розвальням, и они поехали вниз по склону. Тормозить ему не приходилось, на пути было достаточно сугробов, которые и служили тормозами. Обливаясь потом и кряхтя, он толкал санки по сугробам, но старуха на своей доске вдруг взбунтовалась и закричала: «Развяжи меня! Развяжи!» Старик успокоил ее и пообещал ехать быстрее, чтобы скорее добраться. Старуха же была рада вскоре встретить своих сыновей.

Но через некоторое время она рванулась с такой силой, что санки едва не опрокинулись; сюда на танках едут их сыновья, твердила она, ей нужно торопиться к ним навстречу, поздороваться с ними.

Старик толкал и толкал санки, он тяжело дышал, налегая на них. На одном из поворотов он услышал гул танков и подумал: так недолго и лихорадку от нее подцепить, свихнуться из-за нее можно; это просто кровь, моя собственная кровь, я слышу, как она шумит!

Он выехал со своими санками прямо на снегоочиститель, увидев скользящий вниз узел и пошатывающегося человека за ним, водитель затормозил. Медсестра, которая вылезла из едущей вслед за снегоочистителем машины, набросилась на старика: «Ну зачем вы, мы же сказали, что приедем!»

Для возражений у старика не хватило дыхания, но про себя он подумал: «Теперь ни на что нельзя положиться».

Старуха была без сознания, пощупав ей пульс, сестра велела обоим водителям немедленно положить старуху прямо с санками в санитарную машину.

Старик стоял на склоне и смотрел на исчезающие в сугробах задние огни санитарной машины. Он был оставлен и забыт. Но поехать с ними он не мог, он помнил о работе, которая ждала его дома.