Закат

Он ухватил Гуса за рубашку и возвысил голос, перекрикивая сирену:

– Хочешь свариться здесь заживо? Вы оба – прочь отсюда!

Гус остался с Анхелем, а старик двинулся по коридору, вытаскивая на ходу лезвие из своей трости. Гус повернулся ко второму старику, оставшемуся на его попечении, – взмокшему от пота, сломленному рестлеру с большими нерешительными глазами. Анхель покорно ждал указаний.

– Поехали, – процедил Гус сквозь зубы. – Ты слышал, что он сказал.

Большая рука Анхеля остановила его.

– Что, так и оставим его здесь?

Гус помотал головой, зная, что приемлемого решения не существует.

– Я остался в живых только благодаря старику. По мне, что бы ни сказал ломбардщик – все правильно. А теперь давай уберемся отсюда как можно дальше, если не хочешь увидеть свой собственный скелет.

Анхель все еще смотрел вслед Сетракяну, и Гусу пришлось силой увести его.

* * *

Сетракян вошел в зал главного щита управления и увидел вампира в старом костюме, одиноко стоявшего перед огромной приборной панелью. Тварь наблюдала, как стрелки на циферблатных индикаторах бегут назад к нулевым значениям, – все системы станции отказали. Красные аварийные огни мигали в углах зала, хотя сирена была приглушена.

Айххорст не сдвинулся с места – только повернул голову и устремил красные глаза на своего бывшего заключенного. На его лице не отразилось ни малейших признаков беспокойства – тварь была не способна на эмоции; даже сильные реакции, такие как удивление, лишь в малой степени отражались на каменной харе Айххорста.

Ты пришел как раз вовремя.

Вампир снова повернулся к мониторам.

Держа меч на отлете, Сетракян по большой дуге обошел чудовище.

Кажется, я так и не прислал тебе поздравление с покупкой книги. Столь удачно обойти Палмера – это было сделано с умом.

– Я ожидал увидеть его здесь.

Ты больше никогда не увидишь его. Он так и не воплотил свою великую мечту – ровно потому, что не сумел понять главного: его личные устремления не имели ни малейшего значения; единственное, что имеет значение, – это устремления Владыки. Какие же вы, людишки, жалкие твари. И как нелепы ваши патетические надежды.

– Но почему именно ты? – спросил Сетракян. – Почему Владыка сохранил не кого-нибудь, а тебя?

Владыка учится у людей. Это ключевой элемент его величия. Он наблюдает и он видит. Ваша порода подсказала ему путь к решению проблемы. Я вижу в вас только стада животных, а Владыка видит модели поведения. Он слушает то, что вы говорите, даже тогда, когда вы, как я подозреваю, и понятия не имеете, что ведете какие-либо разговоры.

– Ты полагаешь, он чему-то выучился у нас. Выучился – чему?

Айххорст снова повернулся к профессору – рука Сетракяна еще крепче сжала рукоятку меча. Авраам внимательно посмотрел на бывшего коменданта лагеря и внезапно все понял.

Это непросто – обустроить и привести в действие лагерь, да так, чтобы он отменно функционировал. Потребовался особый род человеческого интеллекта, чтобы осуществлять надзор над систематическим уничтожением целого народа, причем уничтожением максимально эффективным. Владыка воспользовался моим исключительным опытом.

У Сетракяна пересохло в горле. Скорее даже, он вдруг пересох весь, с головы до ног. Будто плоть превратилась в пыль и осыпается с костей.

Лагеря… Скотные дворы людей… Кровяные фермы, рассеянные по стране… По всему миру…

В каком-то смысле Сетракян всегда это знал. Всегда знал, но никогда не хотел поверить до конца. Он видел это в глазах Владыки при их первой встрече в бараке Треблинки. Бесчеловечность одних людей по отношению к другим лишь разжигала аппетит монстра к разрушению. Мы сами, творя чудовищные зверства, показали этому последнему карателю рода человеческого путь к нашей собственной верной смерти, словно бы добровольно пригласили его – во исполнение какого-то страшного пророчества.

Здание содрогнулось. Мониторы на панели управления погасли.

Сетракян откашлялся, чтобы вновь обрести голос.

– И где же сейчас твой Владыка? – спросил он.