Щёлкнув крепежом и оттянув край маски, я харкнул на камни и буркнул:
— Цел.
Волка я заметил ещё на подъёме, его фигура хорошо просматривалась на фоне неба. Напарник замер на краю склона и был готов поддержать выстрелом. Он видел развязку и поймав мой взгляд скрылся.
Понял, что второй топтун не участвует в конфликте.
Я сел на своё место. Осмотрел прислонённый к камню сокол, радуясь, что он не пострадал и краем глаза следя за толстяком убедился, что тот тоже уселся и не помышляет выкинуть что-нибудь столь же безумное, как это сделал его напарник.
Хотел ли я спросить его о случившимся? — конечно да! Мысли сами собой роились вокруг распластанного на арматуре трупа.
Что толкнуло его на этот безумный поступок? Наркотики? Стресс? Психоз, вызванный тяжёлой жизнью или потерей близких?
В любом случае спусковым крючком этой ситуации был я сам. Это я спровоцировал его грубыми словами. Раздул недовольство в пожар ненависти спровоцировав удар.
Погружаясь в самокопание, я спросил сам себя — переживаю ли я за его смерть? И самое главное — виновен ли я в ней?
Сняв пневматическую винтовку с рюкзака, я отметил, что дыхание успокоилось и убеждая себя в том, что делаю это не для того, чтобы посмотреть на мертвеца, приложил приклад к плечу.
В оптику хорошо просматривался противоположный склон. Каменистая гряда и торчащий из-за неё угол-огрызок здания. Довернув оружие вправо, я осмотрел ближайшее пространство и заставил себя не смотреть в сторону убитого.
Убрал оружие на место. Сдержался.
Второй топтун нервничал. Скрючившись на камне, отстукивал нервный тик одной из ног. Вскоре по склону посыпались мелкие камушки, это вернулся Волк.
Спустился и мотнув головой в сторону подножья спросил:
Я пожал плечами:
— Неадекватная реакция, драка, итог сам видишь.
Волк окинул взглядом второго и снова повернулся к мертвецу:
Я поднялся и тоже взглянул на погибшего:
— Высказал недовольство по поводу смены маршрута. Я попросил его захлопнуть пасть. В ответ едва не получил булыжником в забрало.
Волк покачал головой:
И больше не сказав ни слова начал взваливать на плечи рюкзак.
— Грубое слово повод для драки, но не повод для убийства. Он сам сделал свой выбор.
Целая рука сама собой потянулась к груди, туда куда стукнул острый нож, на моё счастье, не оснащённый плазменной дугой. Спорить не хотелось, да и чеченец был не тем, кто с радостью цепляется языками. Убийство есть убийство, и он прав в том, что моя вина в случившемся есть. Нахмурившись и глянув вниз, я снял с поясных креплений трос:
— Присмотри за округой. Нельзя оставлять мёртвому городу вещи, которые ещё могут послужить живым.
Цинично? Очень! Но я кожей чувствовал, что поступаю правильно. Слишком часто руины казались живым существом, благосклонно смотрящим на каждого, кто соблюдает их правила.
Вот и сейчас, произошедшее требовало своего, особенного ритуала.
Спуск к топтуну занял у меня несколько минут. Расстояние, которое он пролетел сорвавшись, невозможно было преодолеть напрямую. От первого адреналина, блуждающего по крови в случае любой стычки, я уже отошёл. Разболелось отбитая рука и заныло ухо. Аккуратно ступая и цепляясь, где руками, а иной раз и вовсе используя нож, я спустился к упавшему на арматуру топтуну, страхуя себя закреплённым на стоянке тросом.
Он приземлился на железо грудным отделом спины и теперь лежал неестественно выгнувшись, будто стараясь обхватить этот пучок арматуры раздробленной и сломанной спиной.
Химическая маска, имперский озк, гарнитуры простеньких ушных раций, берцы и даже перчатки были сняты мной с трупа примерно за десять минут. Шариться у него по карманам я не стал, но цепочку с крестиком снял, планируя отнести её после рейда на аллею памяти. Своеобразную усыпальницу, куда складывали личные вещи погибших в мёртвом городе и их фотографии.
Волк разглядел в нашем общем интерфейсе мой ушиб и на обратном пути помог мне с подъёмом. А я, сложив свёрток с вещами и чужой рюкзак в собственную сумку, задал резонный вопрос:
— Что нибудь увидел?
Волк покачал головой:
Я проследил за его жестом, через синхронизацию вывел довоенную карту местности сохранённую на памяти ППК и нахмурился:
— Если они живы, не вижу причин почему ещё не покинули свои укрытия.
Снайпер двинулся дальше по склону, начиная движение к бетонной перемычке, способной стать для нас переправой через овраг, на склоне которого мы находились: