К концу января 1918 года Ударный кавалерийский дивизион насчитывал уже 120 человек. Для руководства в пехотных боях дивизиону были приданы несколько боевых офицеров из 2-го Офицерского батальона. С середины декабря 1917 года начался перевод сформированных частей из Новочеркасска в Ростов для того, чтобы пополнить ими уже существующие части и развернуть их в более крупные соединения. 2-ю Офицерскую роту полковника Лавреньева пополнили офицеры-добровольцы, прибывающие с Кавказского фронта. Их небольшой поток позволил переформировать роту в батальон, однако из четырех рот две самые многочисленные были забраны у Лаврентьева в январе 1918 года для ведения боевых действий.
Не лучшим образом обстояли дела и у 3-й Гвардейской роты, с трудом набравшей в свои ряды 70 офицеров гвардейских полков Императорской армии. В Ростове над гвардейцами был поставлен командовать последний командир лейб-гвардии Преображенского полка Александр Павлович Кутепов. С ним они и вступили в первые бои, где потеряли изрядное количество офицеров и позже были влиты на правах взвода в 3-ю роту Офицерского полка. Не набиралось достаточного количества штата и в Морской роте под командованием капитана Потемкина, ибо руководство Ростовского мореходного училища, на которое он возлагал определенные надежды как на будущий ресурс его роты, не соглашалось отпускать своих старших учеников в ряды Добровольческой армии, пытаясь сберечь их молодые жизни. Потеряв часть своего состава в январских боях, Морская рота вошла в состав Офицерского полка.
Неоткуда было ждать пополнения и Юнкерскому батальону, расквартированному в центре Ростова. Приток новых юнкеров и кадетов на Дон приостановился, а те, кто не вступил в него в самом городе, продолжали игнорировать эту возможность, оправдывая свои поступки бесперспективностью конфронтации с петроградской властью. Батальон так и остановился в своем развитии на изначальной двухротной основе. 120 юнкеров и кадетов составляли, соответственно, юнкерскую и кадетскую роты. Эти роты были использованы командованием Добровольческой армии для поддержания порядка в городе, в котором время от времени большевикам удавалось подстрекать толпу на выступления против добровольческих сил, внося смуту и беспорядки в мирную в общем-то жизнь города.
Донская власть попустительствовала митингам и не ограничивала их участников, под либерально-демократическими лозунгами которых скрывались тайные намерения дестабилизировать установившийся порядок и спровоцировать беспорядки, расшатать саму атаманскую власть. На одном из подобных митингов офицер юнкерского батальона попросил толпу разойтись, предуведомив, что после третьего предупреждения юнкера дадут предупредительный залп по толпе. Однако это лишь раззадорило городскую чернь и развращенных большевистской пропагандой рабочих. Атмосфера накалялась криками и бранью в адрес юнкеров и их командира. На помощь юнкерам пришел из казарм и взвод кадетов, вызвавший всплеск ненависти у подстрекателей, призывавших к расправе над молодыми добровольцами. Офицер скомандовал, и юнкера дали залп. Толпа мгновенно рассеялась, оставив лежать на мостовой четыре человека убитыми. Эта акция добровольцев возымела неожиданный эффект. На какое-то время провокационные выступления прекратились, а донская власть организовала пышные похороны участников уличного бунта и потворствовала нескончаемому потоку демагогии, пролившемуся на стихийном митинге, где большевистские ораторы взывали к отмщению и клялись бороться с добровольческими формированиями до последней капли крови.
Как и в Ростове, так и близлежащем Таганроге обстановка продолжала оставаться накаленной и тревожной. Большевики трудились, не покладая рук, пытаясь поднять городские низы и рабочих на выступления, раскачать стабильность городской жизни, организовать городские беспорядки. Именно в этих условиях они могли рассчитывать на то, что в общей неразберихе им удастся захватить власть и получить контроль над обширными донскими пространствами, затягивая в разрушительный хаос все новые области. Донской пластунский батальон, призванный охранять спокойствие в Таганроге, постепенно разложился и потерял способность противостоять беспорядкам, за что бы удален из города. А власть городского гарнизона простиралась лишь в небольшом радиусе собственной дислокации.