Закат и падение Римской империи

Когда Юстиниан вступил на престол, реформа римской юриспруденции представлялась хотя и трудной, но неизбежной задачей. В течение десяти столетий бесконечное разнообразие законов и одинаково веских юридических мнений наполнило несколько тысяч сочинений, которых самый богатый человек не был в состоянии купить и которых самый способный человек не был в состоянии изучить. Добывать книги было нелегко, и судьи, жившие бедняками среди стольких богатств, были вынуждены решать дела по своему невежественному усмотрению. Подданным, жившим в греческих провинциях, не был знаком язык законов, от которых зависели их жизнь и состояние, а варварский диалект латинов они лишь слегка изучали в академиях Бейрутской и Константинопольской. В качестве воина, жившего в иллирийских лагерях, Юстиниан был с детства хорошо знаком с этим диалектом; в своей молодости он изучал юриспруденцию и, сделавшись императором, избрал самых ученых восточных юристов для того, чтобы они помогали своему государю в задуманной реформе. Теоретическим познаниям преподавателей содействовали практика адвокатов и опытность судей, а все предприятие воодушевлялось дарованиями Трибониана. Этот необыкновенный человек, бывший предметом стольких похвал и стольких порицаний, родился в Сиде, в Памфилии, и его гений, подобно гению Бэкона, усвоил все деловые и теоретические познания того времени. Трибониан писал и в прозе, и в стихах, выбирая самые разнообразные сюжеты, отличавшиеся и своей оригинальностью, и своей неясностью; он был автором двух панегириков Юстиниану, жизнеописания философа Феодота и сочинений о свойствах счастья и об обязанностях правительства; сверх того он издал каталог Гомера и двадцать четыре стихотворных размера, астрономические формулы Птолемея, перемены Луны, жилища планет и гармоническую систему мира. Будучи хорошо знаком с греческой литературой, он при этом владел и латинским языком; произведения римских юристов хранились и в его библиотеке, и в его голове, и он усердно изучал все, что открывало путь к богатствам и отличиям. Из звания адвоката при трибунале преторианских префектов он возвысился до почетных должностей квестора, консула и государственного чиновника; его красноречию и мудрости внимали на происходивших у Юстиниана совещаниях, а зависть утихала от его вежливого и приветливого обхождения. Обвинения в нечестии и в корыстолюбии запятнали добродетели или репутацию Трибониана. При дворе, зараженном ханжеством и религиозною нетерпимостью, главного чиновника обвиняли в тайном отвращении к христианской религии и полагали, что он придерживается тех же атеистических и языческих убеждений, которые, без достаточного основания, приписывались последним греческим философам. Его корыстолюбие было более ясно доказано и сильнее давало себя чувствовать. Если при заведовании правосудием он действительно подчинялся влиянию подарков, то мы видели такой же пример на Бэконе, его достоинства не могли искупать его подлости, если он унижал святость своей профессии и если законы ежедневно издавались, изменялись или отменялись из низких расчетов на его личную денежную выгоду. Когда в Константинополе вспыхнул мятеж, громкие требования народа и, быть может, справедливое его негодование были удовлетворены удалением Трибониана от должности; но квестору скоро возвратили его прежнее официальное положение и до самой своей смерти, то есть в течение двадцати с лишком лет, он пользовался милостями и доверием императора. За свою пассивную и почтительную покорность он был удостоен похвал от самого Юстиниана, который был так тщеславен, что не замечал, как часто эта покорность переходила в самую грубую лесть. Трибониан преклонялся перед добродетелями своего милостивого повелителя, находил, что земля не достойна такого монарха, и высказывал верноподданническое опасение, что Юстиниана, подобно Илии или Ромулу, вознесут на воздух и переселят живым в обитель вечного блаженства.