Закат и падение Римской империи

Относительно добросердечия одного из сыновей Али рассказывают следующий случай из его домашней жизни. Один из служивших у него за столом рабов нечаянно опрокинул на своего господина суповую чашу с горячим бульоном; опрометчивый бедняга упал к его ногам, прося помилования и повторяя стихи Корана: "Рай существует для тех, кто умеет сдерживать свой гнев".— "Но я не гневаюсь".— "И для тех, кто прощает обиды".— "Я прощаю вашу вину".— "И для тех, кто платит добром за зло".— "Я даю вам свободу и четыреста серебряных монет". Младший брат Гассана Гумейн соединял с таким же благочестием некоторую долю унаследованного от отца мужества и с честью сражался против христиан при осаде Константинополя. В его лице соединялись и право первородства в роде Хашимитов, и священный характер пророкова внука, и ему ничто не мешало отстаивать свои притязания на верховную власть против жившего в Дамаске тирана Йазида, пороки которого он презирал, а титул никогда не признавал. Из Куфы в Медину был втайне доставлен список ста сорока тысяч мусульман, заявлявших ему о своей преданности и о горячем желании обнажить свои мечи, лишь только он появится на берегах Евфрата. Наперекор советам самых благоразумных своих друзей он решился вверить вероломному народу и свою собственную судьбу, и судьбу своего семейства. Он переехал аравийскую степь в сопровождении трусливых женщин и детей; но когда он стал приближаться к границам Ирака, его встревожили безлюдье и враждебный вид страны, и в нем зародилось подозрение, что его приверженцы или изменили ему, или лишены возможности действовать. Его опасения оправдались: наместник Куфы Обейдоллах потушил первые искры восстания, и расположившийся на равнине Кербелы Гусейн был окружен отрядом из пяти тысяч всадников, которые пресекли ему сообщения и с городом, и с рекой. Он еще мог бы укрыться в одной из степных крепостей, устоявшей против военных сил Цезаря и Хосрова, и мог бы положиться на преданность племени таиев, которое готово было выставить для его защиты десять тысяч воинов. На совещании с неприятельским начальником он предложил выбор между следующими тремя неунизительными для его чести условиями: или дозволить ему возвратиться в Медину, или поместить его в один из тех пограничных гарнизонов, которые содержались для защиты от турок, или препроводить его здравым и невредимым к Йазиду. Но приказания халифа или его наместника были суровы и безусловны, и Гусейну дали знать, что он должен или подчиниться, в качестве пленника и преступника, повелителю правоверных, или ожидать последствий своего восстания. "Уж не думаете ли вы,—возразил он,— запугать меня смертью?", и провел следующую ночь в спокойных и торжественных приготовлениях к ожидавшей его участи. Он сдерживал вопли своей сестры Фатимы, оплакивавшей неизбежную гибель его семейства. "Мы должны полагаться,— говорил Гусейн,— только на Бога. Все, и на небесах и на земле, должно, или погибнуть, или возвратиться к своему Создателю. Мой брат, мой отец и моя мать были лучше меня, а пророк может служить примером для каждого мусульманина". Он убеждал своих друзей позаботиться об их личной безопасности и, не теряя времени, спасаться бегством; они единогласно отказались покинуть или пережить своего возлюбленного повелителя, а их мужество он подкрепил горячей молитвой и обещанием рая. Утром рокового для него дня он сел на коня, держа в одной руке меч, а в другой Коран; его храбрый отряд мучеников состоял только из тридцати двух всадников и сорока пехотинцев; но его фланги и тыл были защищены веревками от шатров и глубоким рвом, который был наполнен, по обыкновению арабов, зажженным хворостом.