Читаем Закат и падение Римской Империи полностью

Я надеялся, что я буду в состоянии предпослать этому из­данию Статью о жизни и характере Гиббона, обещанную мне таким человеком, дружбой которого я горжусь. Вслед за этим предисловием читатель найдет объяснение причин, по­мешавших исполнению этого обещания. Я постарался хотя бы отчасти восполнить этот пробел, воспользовавшись в Очерке, который заменяет упомянутую Статью, материала­ми и подробностями, доставленными мне тем, кто первона­чально брал на себя труд употребить их в дело.


             Письмо Сюара к Гюзо


Вы пожелали, М.Г., чтобы я сообщил Вам мои воспомина­ния об Эдуарде Гиббоне, и я с необдуманной поспешностью изъявил готовность исполнить Ваше желание. Вы полагали, что благодаря моему личному знакомству с этим писателем я буду в состоянии передать Вам такие сведения о его лично­сти и характере, каких не могут иметь те, которые знакомы только с его сочинениями. Я думал то же, что и Вы, и был выведен из моего заблуждения только в ту минуту, когда, со­бравшись с мыслями, хотел взяться за перо.

Я виделся с Гиббоном и в Лондоне, и в Париже, и в его пре­лестном уединении близ Лозанны; но во всех этих случаях он относился ко мне только как литератор и светский чело­век. Я мог составить себе понятие о направлении его ума, о его литературных взглядах, о его тоне и манерах в обхожде­нии; но я никогда не был в столь близких сношениях с ним, чтобы иметь возможность познакомиться с его задушевными мыслями и с такими особенностями его характера, которые, отражаясь в его образе действий, могли бы придать и более пикантности, и более сходства тому портрету, который пред­полагалось нарисовать.

Конечно, если бы я собрал все мои воспоминания, мне бы­ло бы не трудно указать и в личности Гиббона, и в его обхож­дении, и в его манере выражаться некоторые странности или некоторые небрежности, вызывавшие улыбку на устах легкомысленных недоброжелателей и дававшие бездарным лю­дям повод думать, что, несмотря на блестящие и солидные достоинства, проглядывавшие в беседе Гиббона, он стоит на одном с ними уровне. Но какая была бы от того польза, если бы мы стали напоминать, что у великого писателя были не­правильные черты лица, что его нос терялся между выдаю­щимися вперед щеками, что его тучное тело держалось на двух тоненьких ножках и что он говорил по-французски с жеманством в произношении и с пронзительностью в голосе, хотя и выражался на этом языке с редкой правильностью? Его личные недостатки навсегда положены вместе с ним в могилу, но он оставил после себя бессмертное произведение, которое одно только и достойно останавливать на себе вни­мание мыслящих людей.

Впрочем, в своих собственных мемуарах о своей жизни и в своих сочинениях он сообщил нам все те подробности, кото­рые до сих пор еще могли бы интересовать нас; а собрание его писем и журнал его занятий не оставляют нам ничего до­бавить, кроме каких-нибудь незначительных и сомнитель­ных анекдотов.

Оценить достоинства Гиббона и нарисовать его портрет всего лучше может тот, кто всех ближе знаком с его произве­дениями и кто всех тщательнее изучил "Историю упадка и разрушения Римской империи", его "Мемуары" и его коррес­понденцию. Вот почему я всегда был глубоко убежден, что Вы, М.Г., способны выполнить эту задачу лучше, чем кто-либо другой. Однако, желая исполнить выраженное Вами желание, я уже приступил к работе. Но подагрический при­падок, присоединившийся к простуде, причиняет мне такие физические страдания, которым я не могу предвидеть конца и которые делают меня в настоящую минуту не способным ни к какой работе.

Итак, позвольте мне предоставить Вам сочинение очерка, за который я взялся: посылаю Вам собранные с этой целью некоторые материалы и отдельные заметки. Я буду очень рад, если мои воспоминания, которые я Вам нередко переда­вал в устной беседе, сольются в одно целое вместе с Вашими замечаниями и идеями.

Прим. и пр. Сюар.  

Очерк жизни и характера Гиббона (Перевод очерка, написанного на французском языке г-ном Гизо)


Не для одного только удовлетворения пустого любопытства интересно собирать подробные сведения о характере людей, прославившихся своею общественною деятельностью или своими сочинениями: такие подробности влияют на наши суждения об их образе действий и их произведениях. Знаме­нитые люди почти всегда возбуждают нечто вроде тревожно­го недоверия, заставляющего нас повсюду искать их заду­шевные мысли и заранее объяснять все, что их касается, тем предвзятым понятием, которое мы себе составили о мотивах их действий. Поэтому желательно, чтобы этим мотивам бы­ла сделана справедливая оценка; если же нет возможности уничтожить в умах людей такое расположение к предубеж­дениям, по-видимому коренящееся в их натуре, то по мень­шей мере следует постараться дать ему солидные и разумные основы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Закат и падение Римской империи

Закат и падение Римской империи
Закат и падение Римской империи

«История, в сущности, немногим отличается от списка преступлений, безрассудств и бедствий человеческого рода», — констатирует британский историк Эдуард Гиббон (1737–1794) в главном труде своей жизни — масштабном сочинении об упадке и разрушении великой Римской империи. В этой новаторской и вместе с тем провокационной для своего времени книге автор прослеживает процессы, происходившие в римском государстве и обществе от расцвета Империи до падения Константинополя в 1453 году, ознаменовавшего ее конец. Несмотря на долгую и ожесточенную полемику по поводу «антирелигиозных» взглядов Гиббона на зарождение и распространение христианства, его труд до сих пор входит в корпус классических сочинений для изучения этого периода в западных вузах.На русском языке текст воспроизводится с незначительными сокращениями.

Эдвард Гиббон

История

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное