Закат и падение Римской Империи. Том 6

Происшедший в Аравии переворот не изменил характера арабов; смерть Мухаммеда послужила сигналом для независимости, и скороспелое здание его могущества и религии пошатнулось в своих основаниях. Только немногочисленная и преданная кучка его первых последователей внимала его красноречивой проповеди и разделяла с ним его невзгоды; она состояла частью из тех, кто бежал вместе с пророком, когда его стали притеснять в Мекке, частью из тех, кто принимал его в Медине, когда он был изгнанником. А постоянно разраставшиеся массы людей, признававших его за своего царя и пророка, или были принуждены преклоняться перед волей победителя, или были увлечены блеском его фортуны. Политеистов приводило в замешательство несложное понятие о едином и невидимом Боге, а гордость христиан и иудеев неохотно выносила иго такого законодателя, который был такой же смертный, как они сами, и был их современником. В них еще не успела окрепнуть привычка к новым верованиям и к покорности, и многие из новообращенных сожалели или о почтенной древности Моисеева закона, или об обрядах и мистериях католической церкви, или об идолах, жертвоприношениях и веселых празднествах своих языческих предков. Противоположные интересы и наследственные распри арабских племен еще не заглохли в системе единства и субординации, и варвары неохотно подчинялись самым мягким и самым благотворным законам, сдерживавшим их страсти или нарушавшим их обычаи. Они против воли подчинились религиозным предписаниям Корана: воздержанию от вина, соблюдению поста Рамадана и ежедневному повторению пяти молитв, а поступавшие в мединскую казну подаяния и десятинный сбор только по своему названию отличались от постоянной и унизительной уплаты податей. Пример Мухаммеда возбудил дух фанатизма или самозванства, и некоторые из его соперников осмелились еще при жизни пророка подражать его образу действий и не признавать его власти. Первый халиф, стоявший во главе беглецов и союзников, должен был ограничиваться владычеством над Меккой, Мединой и Тэт-Таифом, а курейшиты, быть может, восстановили бы идолов Каабы, если бы их легкомыслие не было вовремя сдержано следующим укором: “Жители Мекки, неужели, принявши после всех религию ислама, вы прежде всех от нее откажетесь?” Поощрив мусульман полагаться на помощь Бога и его апостола, Абу Бакр решился энергически напасть на мятежников и тем предупредить их соединение. Женщин и детей он безопасно укрыл в горных пещерах; его воины, выступившие в походе под одиннадцатью знаменами, повсюду наводили страх, а появление военной силы вновь оживило и укрепило преданность правоверных. Нетвердые в своих верованиях племена со смиренным раскаянием подчинились необходимости молиться, поститься и раздавать милостыню, а после нескольких военных успехов и строгих взысканий самые отважные вероотступники пали ниц перед мечом Господа и Халида. В плодородной провинции Йемене между Красным морем и Персидским заливом, в одном городе, ни в чем не уступавшем самой Медине, могущественный вождь, по имени Мусайлима, присвоил себе роль пророка, а племя Ханифа стало внимать его голосу. Его слава привлекла к нему какую-то пророчицу; эти любимцы Небес пренебрегли всеми приличиями и на словах, и в делах и провели несколько дней в мистическом и любовном общении. Одно туманное изречение из его Корана, или книги, дошло до нас, а возгордившийся своей миссией Мусайлима соблаговолил предложить Мухаммеду раздел мира. Мухаммед с презрением отвечал на это предложение, но быстрые успехи самозванца возбудили опасения в его преемнике; сорок тысяч мусульман собрались под знаменем Халида, и существование их религии было поставлено в зависимость от исхода решительной битвы. В первом сражении они были отражены с потерей тысячи двухсот человек; но искусство и стойкость их вождя одержали верх; за свое поражение они отомстили умерщвлением десяти тысяч неверных, и самого Мусайлиму один эфиопский раб пронзил тем самым дротиком, которым был смертельно ранен дядя Мухаммеда. Принадлежавшие к различным арабским племенам бунтовщики, оставшись без вождя или без связывавшей их общей цели, были скоро подавлены могуществом и дисциплиной возникавшей монархии, и вся нация снова стала исповедывать религию Корана и привязалась к ней прочнее прежнего. Честолюбие халифов скоро доставило беспокойному нраву сарацинов поле для деятельности; их мужество сосредоточилось на ведении священной войны, а их энтузиазм одинаково усиливался и от препятствий, и от побед.