Закат империй

— В день первый месяца азирим поединки испытания решат, достоин ли кто-нибудь из претендентов войти в гросс рыцарей! Поединки только до смерти! Вступивший в поединок не вправе прекратить сражаться или покинуть ристалище, даже если он обезоружен или ранен! Вы, стоящие в круге претендентов, можете безвозбранно уйти! Круг еще не замкнут! Любой желающий может войти в него, любой убоявшийся может выйти! В день первый месяца азирим…

— Вот почему в календаре такая странная отметка на этих днях, сказал светловолосый рыцарь, со вкусом поглощая темную черешню и стреляя косточками по лоткам. — Сегодня, оказывается, двадцать девятый саир, и он же — первый азирим. Целых два дня в одном!

— Именно так, мой господин, — сказал костлявый жрец. — Но чаще этот день попросту называют Веллефайн. Или Весенний День.

— А весна и впрямь получилась жаркая, — с удовлетворением отметил воин. — В первый день азирим уже черешня есть… и много.

— Черешню я люблю, — алчно сказал рыцарь. — Черешни я могу и много. О, смотри, Рен! Камни! Давай глянем!

— Ну давай, — с некоторым сомнением сказал воин. — Только недолго. А то еще круг закроют, то есть замкнут, кто их знает…

Рыцарь уже стоял у лотка, разглядывая на свет темный густой рубин.

— Голубиной крови, — вежливо скалясь, пояснял крошечный продавец с обезьяньим личиком. — Оч'нь крр'ссивый кам'нь. С Островов. Прошу меня простить, сударь, как только на них гляну, островной акцент пробирает. Я ведь за ними сам ездил, знаете, как с камнями осторожно надо, это ведь другому доверить почти никогда нельзя. И не из-за денег даже, хотя и деньги немалые, и не из-за подделок, хотя и подделки бывают очень искусными, сразу порой и не отличишь… Но деньги охранить можно, и нанять человека, который их убережет, и подделки можно помощника научить различать, а вот суть, сердце камня… ее ведь понять надо! Который просто красивый, какой добрый, какой сильный; а если, скажем, комплект собираешь — так сразу надо знать, какие камни подружатся, какие холодными останутся, какие враждовать начнут. Никак я не могу на месте усидеть, пока кто-то там этим занят. Все равно сам срываюсь и еду, и еду… куда? Зачем? Камни зовут, сударь, устоять нельзя.

— А вам не хочется, почтенный, взять у моего товарища залог? — спросил воин. — Монет этак в двести, а? А то ведь вдруг уйдет с камнем, не заплатив?

— Не хочется, сударь, — приятно улыбнулся продавец. — Человека сразу видно. Вашего товарища отсюда еще оттаскивать придется, а сам он, пока все не пересмотрит — не уйдет. Лицо честное, но честное лицо сделать нетрудно; глаза честные, но глаза наворожить можно; а вот руки не спрячешь и не подделаешь. По рукам видно, сударь рыцарь, что вы, во-первых: из благородных; во-вторых: камни любите. Камни обиды не терпят, сударь воин, камни не любят, когда их воруют. Может, сударь рыцарь этого умом и не знает, но сердцем чувствует наверняка. Ничего он отсюда не возьмет — ну, конечно, может купить чего-нибудь, это конечно.

— Интересный у вас подход, — оценил воин. — И в чем-то вы правы. Сон! Тебя вправду оттаскивать придется, или как?

— Я сам отойду, — неохотно сказал рыцарь. — Секундочку еще, Рен. Секундочка у нас есть еще?

— Вам, сударь, не рубин нужен, — доверительно сказал продавец. Яхонт, конечно, именно яхонт, это вы правильно понимаете. Только не рубин. Рубин вместе с силой злость возбуждает, от рубина крови хочется, а вам, сударь, этого не надо. Вы вот сюда взгляните.

Он вынул из другой лунки густо-синий небольшой камень.

— Сапфир, сударь, из Дайрета. Добыт давно, еще в позапрошлом веке. Потому гранен просто, тогда ведь многофасеточных корон не делали. Но с большим умом и пониманием гранен, все лучшее сохранили и украсили. Павильон неглубокий и с калеттой, и калетта большая, а то ведь нынешние все на шип норовят свести, говорят, игра лучше, а что игра? Игра — она игра и есть, а вот глубина краски без калетты не та. В короне четыре грани всего, да хорошо положенные, наклон правильный, площадка крупная. Его хоть куда — и в рукоять вставить можно, и на груди амулетом носить, и для фибулы хорош, и для перстня. А сапфир даст терпение, гнев отгонит и поможет великому спокойствию и сосредоточению. Это камень надежды, сударь, надежды, которая всегда сбывается. Берите, верное слово говорю.

— Простите, сударь, — вмешался воин, — я не спрашиваю, сколько он стоит, но предупреждаю, что таких денег у нас с собой заведомо нет. Идем, Сон. Иначе они точно замкнут свой дурацкий круг.

— Вы, извините за дерзость, собрались участвовать в поединке? — с тревожным удивлением спросил продавец.

— Не вижу причин делать из этого тайну, — сказал воин, словно споря неизвестно с кем. — Да, собрались.

Продавец глубоко задумался.