Закат империи

Ворча и ругаясь, греческая гетера слезла на землю, а Максимиан поспешно занял её место. Корнелий отдал приказание вознице, и колесница быстро покатилась по улицам Равенны, заставляя прохожих с криками шарахаться в стороны.

Цирк Флавиана находился в небольшой долине неподалёку от берега моря. Он был воздвигнут ещё четыре века назад, повидал за это время немало празднеств и игр и даже однажды горел, но был отстроен заново. Когда колесница Виринала лихо подкатила к небольшой площади перед центральным входом (а простые горожане, прибывавшие пешком, пользовались иными воротами), Максимиан поспешно спрыгнул на землю и жадно осмотрелся по сторонам. Они непременно должны были опередить паланкин Амалаберги! Убедившись в том, что среди прибывающей публики, состоящей из всех этих надменных патрициев и матрон, которых сопровождали целые толпы причудливо наряженных слуг, её ещё нет, он отошёл на небольшое возвышение и приготовился ждать.

— Зачем? — удивился Корнелий, подходя к своему приятелю. — Если ты хочешь покорить женщину, то не стоит уподобляться её рабу! Пройдём в цирк, займём лучшие места, а когда появится твоя готская красотка прикажем моему слуге проводить её к нам.

— Она не пойдёт, — качая головой, произнёс Максимиан. — Она для этого слишком горда.

— Или глупа, что почти одно и то же, — не удержался Корнелий. — Но я не позволю тебе оставаться здесь и позорить свой славный род. Идём в цирк, а всё остальное предоставь мне.

И он почти насильно увлёк Максимиана за собой. Огромная чаша цирка, уже почти доверху заполненная взволнованной предстоящими скачками толпой, представляла собой весьма оживлённое зрелище. Центральное возвышение, предназначавшееся для короля Теодориха, в данный момент пустовало, но зато места вокруг и рядом с ним белели тогами римлян, которые группировались по левую сторону, и пестрело яркими одеждами готов, рассевшихся справа. Специальные каналы — эврилы, окружённые стеной и перилами, отделанными янтарём и слоновой костью, отделяли места для сенаторов от остальной публики, но самих сенаторов было очень немного, поскольку большинство из них по-прежнему находились в Риме. Верхние ряды занимали простые горожане, и именно там сновали разносчики подслащённой мёдом воды, жареного мяса и фруктов. Все цирковые колонны были украшены гирляндами цветов, причём те, что находились в нижнем ярусе, обвивали венки из роз, а верхние — плющ и виноград.

На самой арене возле белых столбов, отмечавших начало первого стадия[19], уже нетерпеливо рыли копытами землю великолепные лошади, запряжённые в разноцветные цирковые квадриги. Знатоки и завсегдатаи скачек спускались по проходам до самого ограждения, оживлённо заключали пари, обсуждали достоинства лошадей, подбадривали возниц. Все ждали сигнала труб, означавшего начало первого заезда.

С того момента, как они заняли свои места под роскошным веляриумом — огромным покрывалом, укреплённым на специальных шестах, служившим защитой от солнца и дождя, — Максимиан ещё ни разу не взглянул на арену. Полностью повернувшись назад, он жадно высматривал появление Амалаберги. Его нетерпение стало передаваться и Корнелию, который проявил удивительную предусмотрительность, постаравшись занять те пустовавшие места, которые находились как бы на нейтральной полосе между местами римлян и местами готов. Более того, он приказал своему слуге принести из колесницы все находившиеся там подушки, а также огромное великолепное опахало из страусиных перьев.

— Неужели она действительно так красива? — небрежно спросил он, заскучав от долгого молчания и поворачиваясь к Максимиану, который в этот момент протирал слезившиеся от солнца глаза.

— Тот же вопрос задавал мне и Северин Аниций, — недовольно буркнул Максимиан, — и, право же, мне странно это слышать. Почему те люди, которые знают меня уже много лет, вдруг засомневались в моём вкусе?

— О нет, мой друг, совсем не во вкусе, — проворно возразил Корнелий, — и если бы ты заявил мне, что купил красивую рабыню, я бы тут же поверил и даже не просил бы показать свою покупку. Но ты говоришь, что влюблён, а значит, смотришь на предмет своего обожания не глазами эстета, а опьянённым и помутившимся взором. Вот потому мне и интересно сравнить, так ли она хороша, как, например, вон та высокая блондинка с надменным взором, которую сопровождают две служанки...

— Это Амалаберга! — встрепенулся Максимиан, который только теперь заметил её появление в цирке.

— В самом деле? Тогда тебе можно позавидовать!

— Что ты собираешься делать?

— Пригласить её занять место рядом с нами, разумеется!

— Я сам это сделаю!

— Хорошо, хорошо, я не собираюсь тебе мешать.

Корнелий сбавил шаг, позволив Максимиану первым приблизиться к Амалаберге. Лишь на мгновение она удивлённо повела бровью, а затем отвернулась к одной из служанок.

— Я уже приготовил для тебя место, а потому не о чем беспокоиться, — поспешно проговорил Максимиан.

— А я совсем не уверена, что моё место именно рядом с тобой, — холодно сказала она, не поворачивая головы.