— Тогда ты пропустишь самое интересное! — иронично заметила Амалаберга, презрительно кивнув в сторону гетеры. — О нет, я не хочу лишать тебя этого удовольствия, мне не нужны никакие провожатые.
Эти слова мгновенно всколыхнули в нём все недавние подозрения, и он стал настаивать и настаивал до тех пор, пока не дождался ледяного тона, пригвоздившего его к месту:
— Ты мне надоел!
После этого Амалаберга поспешно покинула цирк, не дожидаясь окончания очередного заезда, а подавленный Максимиан вернулся к Корнелию. К этому времени Феодора уже закончила своё необычное представление, поднялась с места и завернулась в плащ, после чего стала раскланиваться во все стороны и посылать воздушные поцелуи.
— Я вижу, ты опечален, но о причине даже не спрашиваю, — посылая гетере ответный воздушный поцелуй, торопливо проговорил Корнелий. — И, чтобы тебя хоть немного утешить, предлагаю немедленно отправиться к ней, — и он кивнул на Феодору.
— О нет, только не это! — буквально простонал Максимиан.
— Почему?
— Разврат легко доступен, поэтому и не слишком интересен. Гораздо сильнее влечёт то, что своенравно и не хочет даваться нам в руки... А заменять одно другим всё равно что пить прокисший сок вместо вина.
— Но король дал обещание, можешь считать, что твоя готская принцесса почти что у тебя в руках...
— Да мне же хочется от неё любви, а не соблюдения долга! — раздосадованно воскликнул Максимиан.
— Ну, мой друг, судя по её ангельскому характеру... Впрочем, зная этого отъявленного мерзавца Тригвиллу, её отца, трудно было ожидать чего-то иного. Так ты упорно не хочешь позабавиться с Феодорой? Она умеет делать много интересного...
— Не сомневаюсь. Однако прощай, — и Максимиан, боясь упустить Амалабергу, направился к выходу.
— Куда ты, ведь заезды ещё не кончились! — удивлённо воскликнул Корнелий, но его приятель, не оборачиваясь, лишь махнул рукой и заспешил по лестнице, ведущей в галерею, проходящую внизу.
Пробежав под аркой, Максимиан поспешно спустился вниз и вышел на площадь, надеясь, что к этому времени его носилки уже окажутся там. И действительно, четверо знакомых рабов, стоя возле его паланкина, коротали время за игрой в «мору», которая состояла в том, что нужно было угадать число внезапно разжимаемых пальцев. Максимиан внимательно огляделся по сторонам: хотя прошло не больше десяти минут с момента ухода Амалаберги, её паланкина уже нигде не было видно. А что, если она действительно торопилась к любовнику и её гнев на непристойности Феодоры был всего лишь хорошо разыгранным фарсом? Как он теперь узнает об этом?
Помрачневший ото всех этих неудач, Максимиан приблизился к носилкам, небрежно кивнул рабам и влез внутрь, тщательно задёрнув занавески. Носильщики дружно взялись за ручки и подняли паланкин на плечи. И только в этот момент юный поэт вдруг почувствовал, что находится здесь не один и что у его ног, спрятавшись под покрывалом, которое использовалось тогда, когда с моря начинали дуть холодные ионийские ветры, кто-то шевелится.
— Кто здесь? — невольно вздрогнув, негромко спросил Максимиан. На какое-то мгновение он решил, что это может быть тайный посланец Амалаберги. Вдруг да за её надменной презрительностью кроется что-то иное? — Отвечай, не то я позову рабов!
Из-под покрывала показалась голова мужчины лет тридцати с бледным и испуганным лицом.
— О, не делай этого, господин! Не выдавай меня! — и он умоляюще обнял ноги Максимиана.
Тот брезгливо высвободился, с трудом сдержав разочарование, и спросил:
— Кто ты такой и как здесь оказался?
По лицу мужчины пробежала лёгкая судорога, и он шумно вздохнул, тут же испуганно прикрыв себе рот.
— Я расскажу, сейчас я тебе всё расскажу...
Со лба он уже начинал лысеть, хотя взгляд его глаз был настолько простодушным и открытым, что вся испуганность выглядела слишком детской — так ведут себя напроказившие подростки, страшась родительского наказания. Однако густые брови, рыжеватая щетина и крупные, сильные руки выдавали взрослого мужчину, который, судя по одежде, был слугой в каком-то богатом доме, а может, и владельцем собственной лавки.
«Только бы он не оказался беглым рабом! — успел подумать Максимиан, отодвигаясь подальше от своего неожиданного спутника. — Как от него воняет потом! Сейчас я или упаду в обморок, или прикажу выкинуть его на дорогу...»
— Смилуйся, господин! — торопливо заговорил мужчина, словно прочитав мысли Максимиана по его нахмуренному лицу. — Я не раб, а свободный римский гражданин, и до недавнего времени служил конюхом у Арулена... О, я вижу ты его не знаешь... Это богатый судовладелец, который живёт на улице Старых холмов. Меня зовут Павлиан, я буду твоим преданнейшим слугой, если ты соблаговолишь выслушать меня до конца и не выдашь моим гонителям.
— Говори, но только дыши при этом в другую сторону, — холодно сказал Максимиан, сам удивляясь своей снисходительности.