Закат империи

— Впервые вижу, — отозвался Максимиан, который уже давно ждал встречи с Боэцием и теперь решил не упускать такого случая. — Извините меня, я сейчас. — Он попытался было поймать взгляд Амалаберги, но она с досадой отвернулась в сторону.

Тогда Максимиан хлестнул коня и быстро помчался вниз. Корнелий Виринал и Амалаберга остались на месте, внимательно следя затем, как он устремился на перехват колесницы. Сначала его остановили два всадника, но после недолгих переговоров из колесницы вышел Боэций, взял под руку спешившегося Максимиана, и они стали прогуливаться вдоль дороги.

— Всё-таки я не понимаю, — пробормотал Корнелий, поглядывая искоса на девушку, — почему ты так равнодушна к моему другу?

— О нет! — проворно возразила она. — Теперь я к нему уже совсем не равнодушна.

Корнелий так удивился, что едва не выронил поводья.

— Тогда почему же ты ведёшь себя так, словно постоянно стремишься разозлить его и унизить?

Амалаберга презрительно взглянула на него.

— Тебе этого не понять, потому что я не римская шлюха, с которыми ты привык иметь дело.

— Но я имел дело не только со шлюхами!

— Ты намекаешь, что увлекаешься ещё и мальчиками?

Даже Корнелий не нашёлся, что ответить на подобную издёвку.

— Значит, ты искренне заинтересован в судьбе этого человека? — задумчиво спросил Боэций после того, как выслушал торопливую просьбу Максимиана по поводу сбежавшего конюха.

— Да, Северин Аниций.

— Тогда, я думаю, нет смысла прибегать к королевскому покровительству.

— А что же мне делать?

— Гораздо проще обратиться к его хозяину и предложить ему столько денег, сколько он сочтёт нужным запросить и за украденного жеребца, и за то, чтобы отказаться от дальнейшего преследования своего конюха.

— Но если вопреки здравому смыслу он всё-таки на это не пойдёт?

— Не думаю, чтобы он отказался, поскольку существуют только две вещи, которые сильнее всякого здравого смысла, — это страх или, как в данном случае, выгода... Так это и есть твоя невеста Амалаберга, там, на холме? — и Боэций указал в направлении двух всадников.

— Да.

— А почему ты грустен?

Максимиан вздохнул.

— Она ведёт себя со мной просто враждебно, и я уже не знаю, что сделать, чтобы добиться от неё хотя бы одного благосклонного взгляда.

— Значит, тебя совсем не радует предстоящая свадьба?

От этого вопроса Максимиан снова вздохнул и неопределённо покачал головой. Они подошли к колеснице, и молодой поэт, подняв голову, неожиданно поймал на себе взгляд красивой черноволосой девушки. У неё были такие грустные и ласковые глаза, что казалось, тёплые слабые лучи солнца, случайно пробившиеся сквозь унылые тучи после холодного осеннего дождя, ласкают его. Ах, если бы Амалаберга умела смотреть так! Максимиан вопросительно посмотрел на Боэция, и тот, немного поколебавшись, сказал:

— Это моя дочь Беатриса.

— Так у тебя есть дочь? — поразился Максимиан. — Но почему же ты скрывал её до сих пор? — И он вновь посмотрел на девушку, стараясь найти в чертах её бледного лица сходство с первым министром.

— Не я скрывал её от людей, а сама судьба скрывала её от меня, — тихо ответил Боэций, думая о том, как отнесётся его жена Рустициана к внезапному появлению Беатрисы. Дочь Симмаха была подлинной римской матроной с решительным характером и непреклонными убеждениями. Найдётся ли в её сердце хотя бы капля сочувствия к судьбе Беатрисы?

Максимиан ласково улыбнулся и поклонился девушке, которая вдруг смутилась и неловко кивнула головой.

— Нам пора ехать дальше, — заметил Боэций, делая знак начальнику своей стражи, — да и тебя явно заждались. Приходи ко мне, когда сочтёшь нужным, и мы ещё поговорим о твоих личных делах. Да, и передай своему отцу, что я непременно должен с ним повидаться не позднее завтрашнего дня.

— Хорошо, благородный Аниций, я обязательно передам. — Максимиан вскочил в седло и снова поклонился Беатрисе.

— Долго же он там любезничает, — сквозь зубы пробормотала Амалаберга, и Корнелий с любопытством взглянул на неё. «Неужели и этой странной красотке ведомо чувство ревности?» — подумал он, но сказать ничего не успел, поскольку Амалаберга вдруг резко вскинула голову и вскрикнула:

— Смотри, смотри, орёл!

Действительно, в бледно-голубой лазури безоблачного неба, широко раскинув крылья, медленно проплывал огромный орёл, высматривая в полях зайцев.

— Вот это добыча по мне! — грозно воскликнула Амалаберга и, обращаясь к Корнелию, повелительно потребовала: — Дай свой лук!