Закат империи

Боэций вздрогнул и непроизвольно оглянулся по сторонам. Если бы слова, призывающие к государственной измене, мог услышать кто-то посторонний, то... Он быстро обошёл близлежащие покои, а затем, не найдя никого из рабов, приблизился к сенатору, смотревшему на него с откровенной усмешкой.

— Тебе, видно, не терпится поскорее переправиться в лодке Харона на тот берег Стикса, с которого уже не возвращаются, раз ты предлагаешь мне такой безумный план? — звенящим от внутреннего напряжения голосом тихо спросил он, опершись обеими руками о край стола и сверху вниз глядя на Альбина.

— А ты называешь безумием восстановление той величайшей в мире империи, которую столько веков создавали наши доблестные предки?

— Империи создаются именно доблестью, но никак не предательством, которое таится в твоих речах.

— Предательство по отношению к врагам называется военной хитростью!

Они обменялись напряжёнными взглядами, после чего Боэций выпрямился и шумно вздохнул.

— Я, пожалуй, действительно направлю гонца к Иоанну, но не за тем, о чём ты только что говорил... Пусть приложит максимум усилий, пусть идёт на любые подкупы и обещания, но он должен непременно убедить Юстина прекратить гонения на ариан. Только это сможет спасти римлян Остготского королевства от таких же преследований со стороны Теодориха и сохранить мир и спокойствие.

— Позорный мир и шаткое спокойствие!

— Но это лучше массовых кровопролитий и жестокой резни...

— Во имя свободы и могущества Римской...

— Нет, — резко перебил Боэций, — я чувствую, что ты не сумеешь сдержать себя и своими речами на диспуте вызовешь именно то, чего я больше всего опасаюсь. Верни мне мой свиток, и пусть догматы нашей религии отстаивает принцепс сената.

— Как угодно, — холодно сказал Альбин и резко поднялся с места. — Но боюсь, что твои pia desideria[22] произведут на свет гораздо больше несчастий. Ex oriente lux![23]

После его ухода Боэций принялся взволнованно прохаживаться по залу. Мысль о надвигающейся катастрофе не давала ему покоя. Хватит ли у него сил, чтобы её предотвратить? Гонец... Да, необходимо написать Иоанну и получить от него обстоятельный ответ о настроениях, царящих в Византийской империи. Но кого послать, ведь в таком деле нельзя доверять почте. Этот человек должен быть хитёр, ловок и отважен, поскольку ему предстоит проделать длинный и небезопасный путь. Более того, необходима уверенность в том, что он ещё захочет вернуться обратно. Кирп? Но сириец не отличается мужеством, да и под силу ли ему проделать верхом такое расстояние? Тогда кто же?

Перебрав в уме всех своих слуг, Боэций вдруг вспомнил о той истории, которую ему вчера рассказал Максимиан. Этот беглый конюх ради рабыни-иберийки пошёл на такие безумства, которые могли стоить ему головы. А что, если выкупить эту рабыню у её нынешнего хозяина и подарить её ему по его возвращении из Константинополя? Что может быть сильнее любовной страсти, да ещё отягощённой ревностью? Никакое золото или даже страх смерти не сравнится с подобным стимулом... Да, и ещё надо переговорить с Симмахом. Придётся старику по примеру своего знаменитого предка снова выступить в защиту истинно римской веры. Только теперь такой верой считается не многочисленный пантеон богов во главе с Юпитером, а догмат о единосущей природе Троицы...

Кирп появился настолько бесшумно, что Боэций, увидев его, непроизвольно вздрогнул. Откуда он взялся и каким образом ухитряется всякий раз появляться столь неожиданно? Недаром среди домашних слуг о нём ходили такие невероятные слухи... Говорили даже, что он может предсказывать будущее. Когда-то Боэций купил этого сирийца, узнав от его прежнего хозяина о том, что тот владеет тремя языками — еврейским, латинским и греческим, не считая своего родного. Сначала он доверял ему только переписывание рукописей, но позднее, убедившись в незаурядном уме и образованности Кирпа, стал поручать ему и более сложную работу. Теперь сириец фактически стал его секретарём и помощником, он прежде самого Боэция читал приобретаемые рукописи и делал краткие сообщения о теме и основных идеях, которые там содержались. Это позволяло первому министру, занятому государственными делами, экономить время для собственных научных занятий. Кроме того, сириец обладал гипнотическим даром и рядом других необычайных способностей, что позволяло Боэцию проводить весьма любопытные эксперименты.

И всё бы ничего, но змеиный взгляд и восточное раболепие пополам с лукавством постоянно заставляли Боэция быть с ним настороже. У него было такое чувство, что Кирп выдаёт себя за кого-то другого. Несколько раз Боэций посылал рабов проследить за тем, куда заходит и какие места посещает сириец во время своих редких отлучек из дома. Однако тот постоянно ухитрялся исчезать из поля зрения своих соглядатаев. Кончилось тем, что Боэций запретил ему покидать дом без его личного разрешения.

— Слушаю тебя, Кирп, — спокойно сказал он, глядя на склонившегося в глубоком поклоне сирийца.