Закат империи

— Благодарю вас обоих, учёные мужи, — с сумрачной язвительностью заговорил король, обращаясь к Симмаху и Эннодию, по-прежнему стоявшим в центре зала. — Но из всего вашего диспута мы можем вынести только одно убеждение — все эти споры совершенно невыносимы для тех, кто предпочитает верить не умом, но сердцем. Так пусть же каждый из наших подданных верит именно в то, что подсказывает ему его сердце, а мы не будем выносить своего вердикта и провозглашать чьё-то мнение более истинным.

Боэций радостно и с гордостью за своего короля взглянул на Теодориха. Нет, всё-таки этому готу не откажешь ни в государственной мудрости, ни в природном уме! Лучшего исхода нельзя было и придумать.

Однако совсем иначе думал Кассиодор, вечером того же дня стремительно расхаживая по атрию своего дома и гневно кусая губы. Диспут так и не перерос рамок теоретической дискуссии, а потому не смог вызвать живой заинтересованности или гнева короля. Теперь эдикт о запрете католицизма будет отложен на неопределённое время, а позиции Симмаха и Боэция только укрепятся. Нет, несмотря на всю тупость и комичность Эннодия, начальник королевской канцелярии не мог не признавать и собственной вины. Разумеется, его подвело самомнение, ведь он решил сразиться со знаменитым философом на его же территории, так что же удивляться сегодняшнему поражению? Кассиодор не мог воспринимать всё произошедшее иначе, как поражение, поскольку главная его цель оставалась всё так же далека.

«В конце концов будем рассуждать логически, — немного успокоившись, решил он. — Я попытался одолеть своего противника в той сфере, где он наиболее силён. Это не получилось, да и не должно было получиться. Остаётся прибегнуть к самому очевидному — нанести удар там, где неприятель наиболее слаб. Да-да, знаю, — тут же досадливо перебил он сам себя, — конечно же, это область политических интриг, то есть та самая область, в которой издавна применимы самые грязные средства. Но мне нужно любой ценой показать этим надменным и гордящимся своим старинным благородством защитникам империи, что история идёт уже совсем не так, как они того желают. Не сделав этого, я проиграю окончательно...»

— О чём задумался? — раздался голос Тригвиллы, и Кассиодор вздрогнул, только сейчас вспомнив о своём госте, который до этого момента молча возлежал на ложе, лениво потягивая неразбавленное вино из виноградников начальника королевской канцелярии.

«Теперь мне не обойтись без помощи этого хитрого и жадного варвара, — подумал тот, бросая быстрый взгляд на своего собеседника. — Осталось лишь придумать способ, благодаря которому он сможет быть мне полезен...»

— Я думал о том, благородный Тригвилла, — вслух сказал Кассиодор, останавливаясь и присаживаясь напротив него, — что тебе не слишком бы хотелось видеть свою дочь женой единственного сына сенатора Альбина.

— Проклятье! — выругался тот. — Это ещё мягко сказано! «Не слишком бы хотелось...» Конечно же, нет, тем более что ещё в те времена, когда она была совсем девчонкой, я обещал её Конигасту. Обещание моё так и осталось невыполненным, поскольку в то время это могло вызвать недовольство дочери нашего короля Амаласунты. Впрочем, — и тут он хитро прищурился, — я бы не отказался увидеть её и у твоего домашнего очага.

Собеседники обменялись быстрыми взглядами. «А ведь Амалаберга весьма хороша собой, и в её чертах нет ни малейшего сходства с гнусной рожей её папаши, — подумал про себя Кассиодор, — Женитьба на ней была бы для меня не только полезна, но и приятна».

«Из всех придворных римлян этот самый хитрый, — думал в эти же секунды Тригвилла, — недаром он пользуется таким доверием короля. Кроме того, он чертовски богат и у него прекрасные виноградники...»

Теодорих, узнав о случае на охоте, который помешал назначенной на сегодняшний день свадьбе, заявил, что не собирается брать назад своего решения, поэтому бракосочетание состоится тогда, когда жених сможет встать под венец. «Если, разумеется, до этого дня она его не отравит, не задушит и не заколет мечом», — с грубым смехом добавил при этом король, заставив побледнеть сенатора Альбина и помрачнеть Боэция.

— Я готов принять твоё предложение, — вдруг быстро сказал Кассиодор, — однако нам надо обдумать дальнейшие действия...

Он не закончил, поскольку в зале незаметно возник раб-атриенсис и, склонившись перед хозяином, знаком попросил его разрешения говорить. Кассиодор коротко кивнул.

— Королевский референдарий Киприан и его брат Опилион просят твоего разрешения войти.

— Проводи их сюда, — отрывисто сказал Кассиодор и, повернувшись к Тригвилле, добавил. — Что-то подсказывает мне, что два этих негодяя явились сюда неспроста. Будем надеяться, что они принесут нам такую новость, которая искупит горечь сегодняшнего дня.