Закат Кенигсберга

М.:…и доказательством того, что во власти мании величия люди превращаются в безжалостных чудовищ.

Ф.: Я бы хотел знать, можно ли считать приведенные аргументы достаточными для объяснения ненависти, лежащей в основе невероятных событий нацистской эпохи?

К.: Нет и еще раз нет!

Ф.: Значит, наша попытка найти объяснение не удалась.

М.: Мы хотели исследовать причины враждебности. Но если это чувство с помощью демагогии, религиозной или политической, раздувают до размеров ненависти, то мы попадаем в сферу иррационального и безумного. А иррациональное и безумное не поддаются логическим объяснениям.

3.:…что, как мне кажется, и подводит итог нашему разговору.

Конечно, такие разговоры не давали исчерпывающих ответов, но они помогали достичь большей ясности по тому или иному вопросу и понять, как глубоко могут корениться причины того или иного явления.

Больная память. Часть вторая

О, эти вечные «с одной стороны» и «с другой стороны»! Знакомимся с очень приятным человеком, и вдруг в разговоре проскальзывает упоминание о его воинской службе в казармах Берлина-Лихтерфельде. И я сейчас же задумываюсь, не те ли это эсэсовские казармы, в которых сотнями расстреливали противников Гитлера.

Во время визита к кузине Доротее прошу ее рассказать о встречах с Гитлером. На помпезные приемы, устраиваемые партийными вождями, приглашались знаменитости из сферы искусства, а Доротея была одной из звезд «Универсум фильм». Гитлер выразил пожелание или отдал распоряжение сажать ее рядом с собою, каковая сомнительная честь была ей оказана ввиду того, что Гитлера, считает кузина, привлекала естественность и простота ее поведения. Темы их бесед глубиною не отличались: главным образом, обсуждались проблемы и недостатки известных личностей, которые вместе с анонимностью утратили способность вести себя свободно и непринужденно. По словам кузины, Гитлер был очень обаятельным!

Тесть рассказывал и не раз, что советовал еврейским ученым эмигрировать, пока не поздно. Но ведь, в частности, концерну, в котором он тогда работал, Гитлер был обязан своими успехами и свободою действий. Рассказывал он мне и о впечатлениях от концлагеря Бухенвальд — не от эсэсовского, большинство узников которого не уцелело, а от сохраненного русскими: тесть организовывал там лекции и богослужения и свидетельствовал, что новым узникам тоже приходилось нелегко.

Список этих «с одной стороны» и «с другой стороны» можно было бы продолжать бесконечно. Я страдал, выслушивая такие истории, но не подавал виду. Мне приходилось узнавать об офицерах, которые отказывались быть «слугами дьявола» — после того, естественно, как миновала фаза начальных побед. О бойцах Сопротивления, которые сперва голосовали за Гитлера, а потом, прозрев, попытались спасти то, что еще можно было спасти. О членах Гитлерюгенда и Союза немецких девушек, которые были сбиты с толку нацистской пропагандой, но во время войны отказались выполнять приказ и были казнены.

А вот где бы услышать что-нибудь вроде: «В то время я верил в то-то и то-то и делал, говорил, писал то-то и то-то, а потому я тоже повинен в том, что произошло, и теперь глубоко об этом сожалею. С учетом какового опыта я отныне обязуюсь бдительно следить, чтобы подобное никогда не повторилось. Я всегда буду указывать на смертельную опасность определенных социальных тенденций, которые в силу тех же закономерностей способны привести к похожим результатам, хотя и выглядят сегодня совершенно иначе». Наверняка, было немало таких, кто делал подобные заявления. Вот только мне они практически не встречались, а с какою радостью я бросился бы им на шею — хотя бы мысленно. Вместо этого я повсюду встречал другое: прошлое старательно затушевывалось, замалчивалось, приукрашивалось, извинялось и оправдывалось — до тех пор, пока большинство само не начинало верить в то, что все было совершенно иначе, чем на самом деле.

На решение уехать повлияло несколько причин. Стена, возведенная в 1961 году вокруг Западного Берлина, была одной из них. Второй стало мое открытие Новой Зеландии во время азиатского концертного турне Берлинского камерного оркестра. Сказочная страна! Где еще увидишь столько первозданной природы! Кроме того, Оклендский университет предложил мне место преподавателя, что означало новые профессиональные задачи и ответственность за подготовку и образование молодых людей. Окленд — самый большой город Новой Зеландии. Повсюду море и великолепные пляжи. Прекрасный и разнообразный холмистый ландшафт с вулканическим плато и субтропической растительностью. Постоянно веет освежающий бриз.