Обняв мою перевязанную руку, она зашагала вместе со мной в дом. Все уже было готово: еда на столе дожидалась нас. Мы сели друг напротив друга и принялись поглощать еду.
— Что с твоей рукой?
Как бы невзначай спросила Софи.
— Ничего серьезного, простая профессиональная травма, врач уже обо всем позаботился. Не переживай.
Она замолчала, но вскоре, терзаемая внутренними переживаниями, вновь заговорила.
— Я тут хотела кое-что сказать тебе. Я поговорила с Бюжо — дело в отношение тебя будет остановлено и закрыто в ближайшее время. Ты больше не будешь проходить как подозреваемый.
— Даже не знаю что и сказать. Вроде надо благодарить, ты избавила меня от всего этого, но с другой стороны — ты поступила не очень правильно, подошла к вопросу предвзято.
— Я поступила так, как посчитала нужным, — ее голос тут же стал грубее и громче. — Не надо учить меня, Дидье, я прекрасно знаю что сделала.
— Хорошо, мне не хотелось тебя обидеть, но как ты объяснила Бюжо мое отсутствие?
— Я ему все рассказала.
— Что!? — небольшой кусок мяса чуть не встал у меня поперек горла, когда я услышал слова Софи. — Повтори, что ты сказала.
Она несколько замялась, услышав мой тон. Софи поняла, что за попыткой сделать доброе дело, сама того не подозревая, наделала еще больше проблем.
— Я сказала Бюжо, что ты жив и находишься в данный момент у меня.
— Еще кто-нибудь мог это слышать?
— Нет, когда мы все это обсуждали, в кабинете никого не было.
Но это уже не имело значение, теперь о том, что я жив, знал наверняка и Синьен, а значит механизм должен был быть запущен уже в самое ближайшее время. Нужно было срочно что-то предпринять.
— Я чего-то не знаю, Дидье? Почему ты так волнуешься, чтобы никто не узнал о том, что ты выжил в той аварии?
— Прости, сказать пока не могу, но одно я знаю точно, тебе надо уехать из города на пару дней. Не спрашивай почему, просто уедь, я позвоню тебе, когда можно будет вернуться.
— Ты с ума сошел, Лефевр! Что значит уехать? Куда, да и зачем?
Сложно было врать. Да и не умел я это делать, особенно в отношении женщин. Она ждала ответов, но я был не в состоянии дать их ей. Ведь тогда, она может очень сильно пожалеть, что закрыла в отношении меня расследование. Слишком много дерьма могло всплыть, стоило мне только открыть рот. Нет, еще не пришло время каяться, еще рано, и я просто ушел от ответа на ее вопросы. Она видела, что я был чем-то взволнован, но так и не решилась выяснить это. Мы просто сидели друг напротив друга и изредка поглядывали по сторонам.
— Софи, ты должна понять меня, все то, что началось с момента той автокатастрофы, уже не имеет к тебе никакого отношения. И от того, что я скажу про все это, легче тебе самой не станет. Мне просто по-человечески не хочется ввязывать тебя во всю эту историю.
Она улыбалась.
— Ты не исправимый лжец, Лефевр. Как тебе удается так жить. На обмане и недомолвках. Я могу тебе помочь. Я хочу тебе помочь! А ты строишь из себя супергероя и пытаешься меня выслать из города. Неужели ты не понимаешь, что ты мне не безразличен и я не могу вот взять и, бросив все, уехать из Парижа. Разве та ночь была ни о чем?
— Нет. Та ночь была для меня всем. Именно поэтому я хочу, чтобы ты уехала из города. Мне так же нужно съездить к Мари и сказать ей тоже, что и тебе.
Больше слов не было. Я вытер лицо, встал из-за стола и, попрощавшись с ней, направился к выходу. Что я мог ей сказать, ведь я и так зашел слишком далеко. Старый дурак. Не нужно было давать женщине надежду, если ты не в состоянии выполнить обещанное. И теперь, когда водоворот только начинал раскручиваться, а неприятности скопом окружать меня, я еще сильнее почувствовал, что обязан этой женщине. Грустно осознавать, что женщина плачет, а ты никак не можешь этому воспрепятствовать, и просто молча, развернувшись к двери, уходишь прочь. Я слышал как она плакала, как разлетались в сторону куски от разбившейся посуды, как она проклинала меня. Я все это слышал, но ничего не мог сделать. Даже когда машина удалялась от ее дома, моя голова была целиком и полностью заполнена ее. Этим человеком, который в одночасье стал для меня дороже всех денег и званий, который встал на одну линию с моей семьей. Я не мог допустить, чтобы она пострадала из-за меня, чтобы стала предметом для торга между мной и Синьеном, а зная этого человека, я не мог сбросить такой вариант со счетов. Он мог пойти на все: я убил его сына, забрал часть его товара, нагло обвел вокруг пальца и оставил без хорошей доли заработка. Такие люди не прощают подобного, а значит, все могло случиться в самое ближайшее время.
Глава 11