Закат на Босфоре

Иванов затравленно огляделся и понял, что помощи ждать неоткуда и надеяться не на что. Он отошел в угол комнаты, оглядываясь непонятно зачем на своих страшных гостей, подцепил вторую с краю половицу и потянул на себя. В полу открылся тайник – емкость вроде глубокого ящика, в котором уютно покоился плотный кожаный кофр, а рядом с ним – маленький саквояж с прежними накоплениями. Иванов тяжело вздохнул, расстегнул кофр… Тускло заблестело тяжелое николаевское золото. Грабители придвинулись ближе, наклонились, заглядевшись. Иванову пришла в голову неожиданная мысль. Он открыл застежки саквояжа, распахнул его. В глаза полыхнуло жарким сверканием драгоценностей. Грабители склонились ниже. Блеск притягивал, опьянял, завораживал… Иванов, стараясь не дышать, на четвереньках отполз от тайника, подкрался к двери, скользнул за порог, на цыпочках перебежал две пустые комнаты, выбежал в прихожую… Вот она, спасительная дверь, выход из дома, еще несколько шагов – и он спасен! Не будут же эти ужасные люди убивать его на улице. Там должен дежурить турецкий городовой, этот, как его зовут… Ахмет, он спасет, полковник платит ему большие деньги за бдительность.

Иванов бросился к двери, но споткнулся обо что-то, зацепился ногой и упал. Он оглянулся – что это такое? Холодное, отвратительное… Казак Нечипоренко, широкоплечий рябой детина, лежал на полу с перерезанным горлом, весь залитый кровью, и смотрел на полковника равнодушными мертвыми глазами. Это об него споткнулся Иванов, на него упал, измазавшись густеющей темной кровью. Вместо того, чтобы помочь полковнику, защитить его от лихих людей, казак остановил его на пути к спасению… Иванов на дрожащих от ужаса ногах поднялся, шагнул к порогу, не в силах отвести взгляда от мертвых глаз казака.

А в дверях уже показался хромой убийца.

– Куда ж ты, соколик? – проговорил он тихим скрипучим голосом и неожиданно одним огромным шагом преодолел разделяющее их расстояние.

Иванов перевел взгляд с мертвых карих глаз Нечипоренко на такие же мертвые голубые глаза убийцы, трудно было решить, какие из них страшнее. Хромой с нечеловеческой силой взмахнул штыком, проткнул им бывшего полковника насквозь и пригвоздил к стене. Иванов засучил ногами, изо рта у него потекла струйка крови. Он все еще был жив, когда убийцы выносили из домика кофр с ворованной кассой и саквояж с драгоценностями, которые тоже были по сути дела ворованными, хотя Иванов привык считать их уже собственным честно нажитым имуществом.

Выходя, одноглазый пират оглянулся на бывшего полковника и вполголоса, как бы размышляя вслух, проговорил:

– Добить, что ли? А, черт с ним, сам помрет! – и хлопнул на прощание дверью.

В глазах у Иванова начало смеркаться. Ему привиделось почему-то, что он – опять ученик третьего класса гимназии и не выучил латинского урока. Строгий учитель оглядывает класс, думая, кого бы вызвать к доске. Его взгляд перемещается по рядам, неумолимо приближаясь… И вот наконец он остановился на маленьком Николаше, и гулкий повелительный голос произнес:

– Иванов!

И все кончилось.

Борис лежал на широкой кровати в номере шикарного отеля, который он снял три дня назад по приказу Горецкого, и блаженствовал. К его плечу прижалось нежное плечо Анджелы. Не открывая глаз, Борис протянул руку и погладил шелковистую кожу. Анджела проворковала что-то по-итальянски.

Их роман развивался бурно и стремительно. Борис был щедр на подарки и обеды в дорогих ресторанах, обращался с Анджелой почтительно и не требовал немедленной близости. Ему казалось, что он действительно понравился ангелоподобной мадемуазель. Она всегда так трогательно смущалась, когда он дарил ей очередную драгоценную безделушку, даже отказывалась, говорила, что ей ничего не нужно, достаточно только его, Бориса, внимания и нежности.

К исходу четвертого дня их знакомства Борис полностью уверился, что Анджела не на шутку им увлеклась, и даже начал испытывать по этому поводу чувство вины, а также сердился на Горецкого за то, что тот хотел сделать Анджелу пешкой в своей хитрой игре. Но Горецкий требовал ежедневных подробных отчетов и вчера вечером велел Борису изложить Анджеле как бы случайно некоторые сведения из его легенды. Легенду они разработали такую.

– Вы, Борис Андреевич, являетесь дальним родственником известного азербайджанского нефтепромышленника Бари Гаджиева, умершего в Баку от лихорадки в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году.

– Вот те раз! – удивился Борис. – Да я и не похож совсем!

– А вам и не надо быть на него похожим, – невозмутимо ответил Горецкий. – Вы – двоюродный племянник его жены, на которой он женился накануне революции. Кстати, у Бари Гаджиева действительно была русская жена. И вот вы постараетесь убедить некоторых лиц в том, что покойный Гаджиев так любил свою последнюю русскую жену, что оставил ей если не все свои деньги, то большую часть. А также нефтепромыслы. А поскольку тетушка ваша, Анна Николаевна, тоже скончалась весной двадцатого года и была бездетна, то она и оставила своему двоюродному племяннику солидный куш.