Закат на Босфоре

После яркого солнечного света в первый момент она почти ничего не видела. Постепенно глаза привыкли к освещению, и Гюзель разглядела низкие закопченные своды и убогое грязное помещение, заставленное старыми чугунами, глиняными горшками, мятой медной посудой, ржавыми светильниками, заставлявшими вспомнить сказки «Тысячи и одной ночи». Тут же валялись в живописном беспорядке груды всевозможного тряпья – от парадного мундира корниловского офицера и аккуратного английского френча до поношенного турецкого женского платья вкупе с чадрой.

Среди всего этого потертого изобилия сидел хозяин – маленький сморщенный старичок.

Гюзель шагнула к нему, торопливо произнося слова пароля:

– Не купите ли вы у меня бисерную сумочку хорошей работы? – и осеклась: ее испугало озабоченное и виноватое выражение лица старьевщика.

Она испуганно огляделась и боковым зрением заметила позади себя какое-то движение. В ту же секунду Гюзель увидела, что старик глазами делает ей знаки, указывая на обтрепанную ширму у себя за спиной.

Она кинулась к этой ширме. Сбоку наперерез ей бросился неизвестно откуда выскочивший мужчина. Гюзель, не снижая темпа, изо всей силы пнула его в ногу острым носком туфли, услышала крик боли и, не оглядываясь, нырнула в закрытый ширмой проход. В следующую секунду она оказалась на узкой грязной улочке, резко забирающей вверх, побежала по ней во весь дух. Сзади послышался громкий топот. Гюзель промчалась мимо груды бочек и ящиков, аккуратно сложенных, должно быть, возле задней двери дешевой продуктовой или рыбной – судя по запаху – лавки. Девушка наклонилась, выдернула нижний ящик. Вся груда с немыслимым грохотом обрушилась, перегородив улочку позади нее. Она пробежала десяток шагов, свернула в первую появившуюся перед ней подворотню, оказалась на заднем дворе, где старая турчанка развешивала белье. Промчавшись мимо нее, как ураган, сорвав с веревки и затоптав несколько простыней и услышав нелестное мнение на свой счет, Гюзель проскочила в незапертую калитку и оказалась на другой улице. Еще несколько раз свернув, пробежав через два-три чужих двора, она оглянулась и перевела дух. Погони не было видно, улица, где она оказалась, была достаточно людной и широкой. Впереди мелькнула извозчичья пролетка. Гюзель окликнула извозчика, с облегчением раскинулась на мягком сиденье и через полчаса уже подъезжала к своему дому.

Гюзель проскользнула в дверь, воровато оглядываясь по сторонам. На первый взгляд слежки не было видно. Поднявшись в свой будуар, красавица едва не разрыдалась: все ее поиски ничем не увенчались, она не смогла передать записку шефу и ни с кем не обсудила положение, только испачкала платье, сбила обувь и замучилась, как портовый грузчик. Через час должен был прийти Ньюкомб, а она все еще не знала, что делать. Собственно, и плакать-то она не могла только потому, что до прихода англичанина оставалось слишком мало времени, – никак не успеть выплакаться и после этого привести себя в порядок. Оставалось только держаться и надеяться на себя саму.

«Что делать, что делать? – мысленно повторяла она. – Придется ехать с Ньюкомбом прямо к шефу…»

Шеф категорически запрещал ей появляться у себя и, в особенности, приводить к нему посторонних, но ситуация была такова, что других путей не осталось. Документы, которые раздобыл Ньюкомб, слишком важны, упустить их никак нельзя, а английский осел упирается и не хочет отдавать бумаги никому, кроме шефа.

Вскоре горничная появилась в дверях и громко объявила:

– Мистер Ньюкомб! Англичанин уже летел следом за ней.

– Как, уже четыре часа? – воскликнула Гюзель, бросив взгляд на циферблат.

– Кажется, – махнул рукой Ньюкомб. – Ну, где же ваш шеф?

– К сожалению, он не смог приехать… – Гюзель пыталась тянуть время.

– Нет шефа – нет документов! – неожиданно резко произнес непредсказуемый англичанин.

– Почему же нет? – решилась Гюзель. – Мы сейчас сами поедем к нему! Нам понадобится лишь пятнадцать минут на подготовку.

– Куда же мы поедем? – спрашивал настырный англичанин.

– К доктору, – усмехнулась красавица.

Доктор медицины Хендрик ван Гулль, к которому с самого утра стремилась душа прекрасной Гюзели, действительно имел докторскую степень и служил в госпитале святой Агнессы. Но получил он эту степень в свое время в Йеннском университете в Германии, и звался он тогда Генрихом фон Кляйнстом.

Гюзель вызвала горничную и уединилась с ней в гардеробной. Через четверть часа девушка в светлом платье своей хозяйки, закрыв лицо вуалью, торопливо выбежала из дома, остановила проезжавшего извозчика и укатила. Гюзель, осторожно отодвинув угол занавески, следила за улицей. Как только горничная села в извозчичью пролетку и отъехала от дома, из-за столика уличной кофейни вскочили два молодых господина, подбежали к экипажу, стоявшему поблизости, и поехали вслед за первой пролеткой.