Закат на Босфоре

– Не мадемуазель, а мадам! Женщина повернулась, давая Горецкому разглядеть остальную часть комнаты, где возле дивана, обитого когда-то полосатой, а теперь совершенно вылинявшей тканью, стоял низенький толстячок в таком же полосатом, как обивка дивана, халате. Он страшно вращал глазами, волосы воинственно курчавились вокруг круглой плеши.

– Кто этот мосье? – крикнул он, театрально взмахнув рукой.

Его жена пожала плечами.

– Прошу прощения, мадам, – заторопился Горецкий, – я бы хотел с вами побеседовать об одном очень важном деле…

– Что вы себе позволяете? – завопил толстяк. – Что вам угодно от моей жены?

Женщина вдруг повернулась к Горецкому, округлила глаза и прижала палец к губам.

– Я тороплюсь в театр, – громко сказала она.

– Я охотно вас провожу! – обрадовался Горецкий.

– Но позвольте… – надрывался толстяк.

Тогда Горецкий сунул ему под нос свои неотразимые документы. К тому времени, когда до несчастного мужа хорошенькой француженки дошло, что к нему пришли из полиции, его жены и полковника Горецкого в комнате уже не было.

– Я сразу поняла, что вы по делу, – оживленно заговорила Нинетт, когда они вышли на улицу.

– И вы догадываетесь, по какому? – улыбнулся полковник.

– Ох, – простонала она, – разумеется, это из-за убийства того ростовщика. Наверняка, кто-то мог видеть меня, когда я приходила в тот роковой день.

– Вы не ошиблись, сударыня, – Горецкий взял Нинетт под руку и подтолкнул к двери небольшой, но уютной кофейни, – не откажите побеседовать со мной здесь.

Она вздохнула, но вошла внутрь.

– Итак, кто же меня видел в день, когда убили этого несносного старикашку? – начала Нинетт, как истая француженка сразу беря быка за рога.

– Никто вас не видел, я сам догадался, – улыбаясь, произнес Горецкий. – И если вы сейчас откровенно ответите на мои вопросы, муж не узнает, что вы закладывали ростовщику золотое кольцо с топазом.

– Муж не должен знать, что оно вообще у меня есть! – с досадой воскликнула Нинетт.

– Итак, в тот день вы встали пораньше и тайком от мужа побежали выкупать свое колечко, – начал Горецкий. – Поймите, сударыня, мне совершенно неинтересно, откуда вы взяли на это деньги и кто вам их дал.

– В таком случае – да, я действительно пришла утром выкупать кольцо. Я дождалась, когда его служанка, эта старая карга, уйдет на базар, и постучала.

– Он сам открыл вам дверь?

– Разумеется, в доме больше никого не было. Он не очень-то обрадовался, когда меня увидел – еще бы, он-то небось думал, что я не приду, и кольцо достанется ему. Но все же провел меня в лавку и стал рыться в своих дурацких книгах. А я достала деньги и ждала, когда он отдаст мне кольцо. Но этот мерзкий старый жулик вдруг покачал головой и заявил, что я просрочила. Почему, интересно знать? Да потому, что я отдавала кольцо в залог двадцатого января на тридцать дней. А сегодня двадцатое февраля. Но я, видите ли, забыла, что в январе не тридцать дней, а тридцать один. Стало быть, срок уплаты прошел, и кольцо он мне не отдаст.

– Как же вы забыли? – посочувствовал француженке Горецкий.

– Да ничего я не забыла! – воскликнула она. – Просто этот отвратительный старикашка говорит, что берет залог на месяц, а сам пишет – тридцать дней. Мерзкий, мерзкий обманщик, поделом ему!

Она вдруг замолчала и испуганно посмотрела на Горецкого:

– Надеюсь, вы не думаете, что это я его убила?

– Что вы, сударыня, у меня и в мыслях этого не было! – искренне воскликнул он. – Но как же вы вышли из такого трудного положения?

– О, я не потеряла головы! – самодовольно ответила Нинетт. – Я не стала плакать и умолять. Я пригрозила, что приведу своего любовника, который служит в оккупационной службе. Старик нарушал законы, поэтому испугался, хотя и не очень-то мне поверил. Но решил не связываться из-за такой мелочи, как кольцо. Поэтому он сказал, что если я заплачу проценты за месяц и еще за один день, то смогу забрать кольцо. Противный крохобор!

– Мадам, вы очень находчивая женщина! – восхитился Горецкий.

– Ведь я же француженка, мосье, – скромно потупилась Нинетт. – Я отдала этому кровопийце все деньги, что были у меня в этот момент, – выскребла последнюю мелочь. Он швырнул мне кольцо, и я вышла.

– Что же было дальше? – вежливо, но настойчиво спросил Горецкий.

– Это все, мосье.

Полковник Горецкий вздохнул и взял ее за руку.

– Дорогая мадам, не нужно меня разочаровывать, – ровным голосом произнес он и снял пенсне, – я же знаю, что произошло еще что-то важное.

Нинетт подумала немного, поглядела в его проницательные жесткие глаза.

– Мосье действительно обещает, что никто про это не узнает? – доверительно прошептала она. – Иначе у меня могут быть неприятности.

– Даю вам честное слово, – заверил Горецкий.

– Денег у меня не было даже на извозчика, я страшно разозлилась и пошла пешком. Но, пройдя два квартала, хватилась перчатки. Я подумала, что потеряла перчатку там, у ростовщика, когда рылась в карманах в поисках денег, и решила вернуться в лавку. Не хватало еще из-за этого старого кровопийцы лишиться совершенно новых перчаток, которые я покупала в Парнасе у Версье!