Закат на Босфоре

— Насколько я понял, англичанам нужна нефть, но надежды на то, что Советы будут им давать нефть и дальше, у них нет. Здесь, в Константинополе, они пытаются настроить турок против России и уговорить правительство Турции ввести войска в республики Закавказья или хотя бы в Батумскую область. Словом, англичане хотят турецкими руками жар загребать. Верно я говорю?

— Весьма приблизительно, но в целом верно, — смеясь согласился Горецкий. — Итак, противник англичан орудует тайно, кто он такой — никто не знает. Но некоторое время назад в Константинополе появилась женщина — ее зовут Гюзель — так вот, имеется подозрение, что именно она работает на таинственного противника англичан. Женщина эта умна, достаточно обеспеченна и очень хороша собой. Когда вы увидите ее, то поразитесь — эти синие глаза при смуглой коже и черных волосах… — В голосе Горецкого появились мечтательные нотки. — По происхождению она, несомненно, турчанка, но прекрасно говорит по-французски и по-английски, и некоторые мои наблюдения позволяют предположить, что она долгое время прожила в Европе. Если попасть в ее окружение и понаблюдать за ней, то можно выяснить много интересного.

— Судя по вашим рассказам, вряд ли такая женщина скоро падет к моим ногам, — усомнился Борис.

— Разумеется, Гюзель очень непроста. Не хочу обидеть вас, голубчик, — Горецкий, по своему обыкновению, надел пенсне и посмотрел на Бориса добрым профессором, — не хочу обидеть вас, но не посоветовал бы атаковать ее напрямую. Это может не получиться, и тогда вы окажетесь раньше времени на виду, вашей персоной заинтересуются те люди, которые стоят за прекрасной турчанкой. Я бы посоветовал вам начать боевые действия с ее подруги. — Аркадий Петрович положил на стол перед Ордынцевым фотоснимок кудрявой блондинки с хорошеньким, хотя и чуть глуповатым личиком и добавил: — Имя — или псевдоним — вполне соответствует внешности: Анджела. Выступает в нескольких кабаре и ресторанах с песенками на французском языке, хотя по происхождению — итальянка. Впрочем, и без русской крови не обошлось: бабка по материнской линии у нее русская.

— Однако, — удивленно заметил Борис, рассматривая снимок, — судя по тому, что вы мне рассказали про прекрасную Гюзель, такая женщина вообще не должна иметь подруг. А тут вдруг… такая в общем-то заурядная блондинка, хорошенькая, конечно, но явно глуповата…

— Не совершите ошибки, — Горецкий предостерегающе поднял руку, — ее внешность может быть тщательно продуманной маскировкой… как и дружба с прекрасной турчанкой. С Гюзелью они невероятно дружны… по крайней мере с виду. Возможно, Гюзели нужна эта глупенькая милашка для того, чтобы оттенить свою чуть мрачноватую красоту. Потому что если Анджела — ангел, то Гюзель можно сравнить не с исчадием ада, нет, но все же что-то демоническое в ней есть. Никаких подозрительных связей за певичкой Анджелой не замечено. Вот, кажется, все, что я могу о ней сказать. Попробуйте поухаживать за ней, познакомиться поближе — глядишь, и выяснится что-либо интересное. Если вы ей понравитесь, Анджела введет вас в круг знакомых Гюзели, а это уже немало.

— Я постараюсь. — Борис неуверенно развел руками. — Честно сказать, никогда дамским угодником не был, а за годы войны вообще от женщин отвык.

— Ну-ну, — усмехнулся Горецкий, — это, знаете, как знание иностранного языка: учили в детстве, а потом за ненадобностью забыли. А приезжаете в другую страну, и оказывается, что вы все понимаете, слова сами в памяти всплывают. Так и с женщинами: повертитесь в окружении прекрасных дам — сразу вспомните, как флиртовать да комплименты говорить… — Горецкий внимательно окинул Бориса взглядом. — Прежде чем заняться этой особой, вам необходимо посетить одного моего доброго знакомого.

Знакомый Горецкого оказался старым портным, внушительным и благообразным, напоминающим престарелого английского лорда или его такого же престарелого дворецкого.

Осмотрев Ордынцева, Федор Лукич, как звали портного, слегка поднял левую бровь, что означало у него крайнюю степень удивления.

— Как молодой человек из хорошей семьи — а вы, я уверен, из хорошей семьи — мог так запустить свою внешность? Когда я обшивал его высочество… Конечно, я понимаю — революция, голод, Гражданская война и прочие неприятности… но не до такой же степени! Вот обратите внимание на Аркадия Петровича — он ведь тоже воевал, а какие у него ногти!

Борис хотел было дать этому старому снобу достойную отповедь, но взглянул на свои руки и удержался.