Местность вокруг обезлюдела. Земля стала более каменистой, на смену буйству красок тропических джунглей пришли строгие темные колонны сосен. Люди поднимались вверх с трудом. Вскоре жара сменилась прохладой, которая постепенно превращалась в ощутимый холод. Ходьба помогала согреться, а на привалах жарко горели смолистые костры. Но все стало куда хуже, когда хвойные леса закончились, уступив место голому камню. Вокруг расстилались серые, неровные потоки некогда застывшей лавы, извергнутой давным-давно погасшим вулканом. Здесь почти не росли деревья, которые могли дать укрытие от ветра и снабдить дровами. Пополнить запасы еды было также негде. Голая пустошь, лишенная каких-либо красок, отлично продуваемая и до крайности унылая. Единственное спасение заключалось в том, чтобы пересечь этот кряж как можно быстрее.
Фернан упорно шел вперед, наклонив пониже голову, чтобы уберечь глаза от резкого, порывистого ветра. Начался дождь с градом. Вода медленно, но неотвратимо пропитывала хлопковый панцирь, лилась за шиворот. На дороге, которая казалась почти сплошь каменной, каким-то чудом все же появились грязь и лужи. Ни испанцы, ни индейцы не были готовы к такой перемене климата. Понурые, продрогшие, уставшие, они продолжали свой путь. А впереди возвышались заснеженные вершины.
– Что будем делать, когда дойдем до границы снегов? – непослушными губами спросил Фернан. – Мы уже и здесь замерзаем.
– Индейцы говорят, что перевалив через горы, мы быстро доберемся до теплых долин по ту сторону, – поделился сведениями Себастьян. – Вон, впереди стоит какое-то строение. Там сделаем остановку.
Отряд добрался до большого храма. В нем не оказалось ни одного человека, но пустым его нельзя было назвать. Каменные изваяния местных богов во множестве стояли внутри. Но что еще более важно – здесь лежали большие запасы дров. Испанцы так устали и продрогли, что на идолов даже не обратили внимания. Разведя костры, люди принялись греться и сушить одежду. Здесь же решили заночевать.
Фернан сидел у огня, медленно жевал лепешку и апатично разглядывал расписанные стены. Фрески изображали жуткие сцены жертвоприношений. Людям вырезали сердца жрецы в чудовищных масках. Кровь стекала по ступеням пирамид. Внизу стояли восторженные зрители. Впрочем, его подобным было не удивить. Мало ли подобных картин видел он на Юкатане?
– Разве не странно, что мы нашли пристанище в этом мерзком языческом храме?
Слова Себастьяна вывели Гонсалеса из задумчивости.
– Странно, что нас тут как будто ждали, – ответил он. – Крыша над головой, дрова… Честно сказать, я раньше бы не подумал, что смогу уснуть под сенью такой живописи, но теперь мы все так измотаны, что будем спать…
– Как убитые, – подсказал Себастьян.
– Плохое сравнение, – поежился Фернан, еще раз окинув взглядом окружающие их рисунки. – Нужно выставить дозоры. Я не удивлюсь, если посреди ночи дикарские жрецы внезапно нападут на нас, хотя здесь и спрятаться-то негде.
В это время справа послышался звон клинков и бодрый голос. Оказалось, что Хуан Веласкес де Леон взялся обучать одного из солдат какому-то сложному приему.
– И откуда у него только силы берутся, – озадаченно качая головой, спросил Фернан.
Сам он все еще злился на Хуана за давнюю размолвку, когда тот выступал против уничтожения кораблей. Гонсалес твердо вознамерился при случае лично проверить, чего стоит Веласкес в поединке, но сейчас чувствовал себя слишком уставшим для того, чтобы даже просто взять меч в руки. В целом, люди, обогревшись и насытившись, заметно повеселели. Один из конкистадоров, не лишенный чувства юмора, принарядил высокую каменную статую, стоящую недалеко от огня. Он накинул ей на плечи свой хлопковый панцирь, на голову нацепил берет и утверждал, что так одежда куда быстрее просохнет. Лицо истукана, свирепое и угрюмое, выражало явное неудовольствие от такого непочтительного обращения.
На следующее утро все они вновь отправились в путь. К обеду сделали привал в еще одном храме, но ночь застала путников на открытой местности. Пришлось укладываться на ночлег. Дрова они тащили с собой еще с прошлой стоянки, но без теплой одежды на заснеженной поляне, продуваемой ледяным ветром, согреться было невозможно.
Фернан лежал, щурясь на пляшущее пламя костра и, засунув ладони подмышки, пытался их согреть. В эти минуты он радовался тому, что у него такой предусмотрительный друг. Ведь именно по совету Риоса он в свое время приобрел хлопковую стеганку. Теперь она хоть как-то защищала от холода. На голову он повязал большой кусок ткани, а поверх нее нацепил берет. Все это помогало мало. Горло и щеки мерзли. Зубы начали заметно стучать. Он закусил нижнюю губу, надеясь хоть так приглушить этот оглушительный, как ему казалось, лязг, но почти тут же прокусил ее до крови. Фернан привстал, чертыхнулся и непослушными пальцами принялся заматывать длинные хвосты своего платка вокруг шеи.
– Приободрись, Фернан, – прозвучал рядом голос Себастьяна. – Испанскому кабальеро не пристало душить себя удавкой из-за холода.
– Очень смешно, – пробормотал Гонсалес.