Тисок начал издалека.
– Сейчас все воины этого мира готовятся к великой битве. Ненасытный Теночтитлан, который десятилетиями угнетал окрестные народы, наконец-то встретил достойного противника. Но ацтеки уступать свою столицу не собираются. Только храбрецы в силах ее сокрушить. С изумлением жители Семпоалы, Тескоко и прочих городов узнали, что солдаты Тлашкалы, слывшие самыми отважными бойцами, бежали! Ринулись под защиту своих гор, домой, в объятия жен. Побросали оружие и готовы взяться за пряжу, только бы не идти в битву! Наш прославленный вождь Чичимекатекутли плакал от позора и бессильной ярости. Он сказал мне так: «Догони этих презренных трусов и спроси у них, как им удавалось так долго прикидываться храбрецами?»
Командиры отрядов, ушедших с Шикотенкатлем, заволновались, подтверждая догадку Эрнана Кортеса – мятежник многих из них не предупредил, что покидает армию по своей воле. Фернан чутко вслушивался в звучащие со всех сторон возмущенные возгласы. Язык индейцев он уже изучил неплохо и слова схватывал налету. На душе у него становилось чуть легче – похоже, что еще далеко не все потеряно. Себастьян стоял рядом совершенно невозмутимый, но очень собранный. Риос внимательно смотрел на телохранителей Шикотенкатля, ждал неожиданной атаки.
– Ты, Шикотенкатль, нарушил приказ Малинче, – торжественно сказал Тисок.
– Я не являюсь его подданным! – резко выпалил тот.
– Это так, но ты согласился на союз испанцев и тлашкаланцев, а командует объединенной армией именно Малинче. Ты покинул войско против его воли.
– Мы не бежали под защиту жен! – выкрикнул кто-то из младших командиров.
– Не знаю, вожди, куда вы направлялись, – покачал головой Тисок. – Ходили слухи, что вы спешили домой. Но, видимо, не в Тлашкалу. Мне неизвестно, где родина трусов. Вот я родом из Тлашкалы и у нас не чествуют дезертиров. Нарушив священную клятву сражаться против ацтеков, вы нигде не найдете приюта. Даже робкие тотонаки собираются осаждать Теночтитлан, который десятилетиями старался нас поработить! А вы надеетесь отсидеться где-нибудь в безопасности?!
Слова Тисока полнились бесконечным презрением. Возмущенный рев стал ему ответом. Шикотенкатль тоже силился перекричать толпу, пытался что-то объяснить. Тисок поднял руку, призывая к тишине, и продолжил:
– Таким решением вы позорите всю Тлашкалу! Я могу только надеяться на то, что некоторые из вас не знали намерений Шикотенкатля и были уведены им с помощью хитрости.
– Тисок весьма хорош в дипломатии, – шепнул Фернан Себастьяну, слушая с необыкновенным интересом. – Сумел зацепить каждого. Тут и обвинение в нарушении клятвы, и в трусости, и напоминание о возможности поквитаться с ненавистными ацтеками.
– Да, а еще удобная лазейка для вождей, – добавил Риос. – Которая позволит им отколоться от мятежа, сохранив лицо. Им сейчас нужно только подтвердить, что они ничего не знали и пошли в Тлашкалу, думая, что так велел сам Кортес. Ей-богу, Тисок, с его-то красноречием, мог бы и сам стать уэй-тлатоани, «Великим Оратором».
А младшие командиры, окружавшие переговорщиков, стали заметно делиться на два лагеря. И большая часть из них отступала подальше от Шикотенкатля, давая понять, что не собирается его поддерживать. За спиной у мятежного вождя остались немногочисленные соратники. А сзади, явно видя, к чему идет дело, стали подтягиваться телохранители.
Но Шикотенкатль так просто уступать не собирался. Он встал. Украшенное ритуальными шрамами лицо дышало гордостью и уверенностью в себе.
– Я вождь Шикотенкатль, тот, который прославился, воюя против ацтеков. Тот, который ни разу в жизни не бежал с поля боя. Когда чужеземцы вторглись в наши земли, я дольше всех сопротивлялся их нашествию. Лишь малодушие остальных вождей вынудило Тлашкалу заключить перемирие с Малинче. Но сейчас мирное время закончилось. Я призываю тлашкаланцев сражаться против любых завоевателей, как ацтеков, так и испанцев!
– Наш народ заключил союз с Малинче, – перебил Тисок. – Ты не являешься единственным правителем Тлашкалы и не можешь говорить от имени совета вождей. Ты лишен свободы и предстанешь перед судом Малинче.
Фернан слушал вполуха. Все его внимание давно сконцентрировалось на верных бойцах Шикотенкатля. В правой руке он с самого начала разговора держал кинжал. Рукоять скрывалась в ладони, клинок, прижатый к предплечью, прятался в складках материи рукава куртки. Со стороны и не скажешь, что человек в любую секунду готов вступить в бой. И, как оказалось, готовился он не зря.
Воин справа от Шикотенкатля резко замахнулся топором с кремневым наконечником. Фернан рванулся вперед. Левая рука его перехватила не успевшее набрать разгон оружие, а правая тут же всадила кинжал в сердце. Индеец вздрогнул и стал заваливаться назад. Себастьян в этот же момент вскинул арбалет. Граненое остриё болта смотрело прямо в грудь Шикотенкатлю.
– Прекратить! – грозно крикнул Тисок, видя, как двое телохранителей Шикотенкатля замахиваются деревянными мечами с обсидиановыми вставками.