— Был только что в храме у этих дикарей. Ох у гнусная там тварь нарисована! Ты себе даже не представляешь! Горбатая, кривобокая, во все стороны от нее какие-то перья, крылья, узоры какие-то дурацкие! Вместо головы — череп! Над ним нависает какая-то скотская морда, наподобие крокодильей. Вокруг нарисованы растерзанные трупы, лужи крови, отрезанные человеческие руки, ноги, головы! А тварь эта сидит посреди всего этого кошмара, такая довольная, ты бы видел! Спрашиваю у этой бестолочи…
Фернан внезапно остановился — перевести дыхание и сполоснуть пересохшее горло. Порывисто схватил кубок, налил туда воды, залпом выпил… Себастьян его не перебивал, терпеливо слушая. Не пытался даже узнать, кого Гонсалес титуловал «бестолочью» — в данный момент это мог быть любой из местных жителей.
— Так вот! — продолжил Фернан. — Спрашиваю: «Кто это?» А он в ответ что-то неразборчивое бормочет: «Боги… Солнце…» Будь я проклят, если понял все его рассуждения, но если так они изображают солнце, то у меня просто нет слов! Какой нормальный человек станет молиться чудовищу?! Мало того, что дикари погрязли в многобожии, так они еще и почитают совершенно отвратительных богов. Себастьян, господь не иначе как специально послал нас сюда. Чтобы мы низвергнули этих идолов.
— Не думаю. Если бы Всевышний хотел распространения истинной веры, то он вряд ли бы возложил эту миссию всего на двух человек. Господу, в его всемогуществе, ничего не стоило бы в одно мгновение перенести сюда несколько наших полков, воюющих в Италии. Испанская терция быстро бы объяснила местным язычникам всю глубину их заблуждений.
Себастьян переносил местную религию несколько спокойнее. Во время своих путешествий он неоднократно сталкивался с самыми разными культами, а потому привык к тому, что люди молятся порой очень причудливым богам. На Востоке он общался с буддистами и зороастрийцами, в Африке был свидетелем мрачных и пугающих ритуалов, которые любому христианину показались бы дикостью. И все же даже по его меркам вера индейцев переходила разумную грань. Теперь он понимал, что даже выучив язык майя, он научится с ними изъясняться, но вряд ли приблизится к пониманию этих людей.
Во всем этом Риос видел и некоторые плюсы. Отныне ему не приходилось беспокоиться о том, что Фернан пожелает здесь остаться. Напротив, Гонсалес теперь только и думал о том, как бы поскорее сбежать из города. Его отношения с Чикой поначалу чуть не оборвались. Испанец не мог пересилить себя и относиться по-прежнему к маленькой танцовщице после всего, что ему довелось узнать. Девушка страдала, не понимая причины отчуждения. Она не находила забвения даже в своих излюбленных церемониях и танцах. А языковой барьер разделял их, несокрушимый как скала, сквозь которую пробивались лишь несколько десятков слов.
Когда-то Себастьян уговаривал Фернана не слишком увлекаться девушкой. Теперь же ему пришлось убеждать Гонсалеса вернуть Чике свое расположение.
— Фернан, прекрати избегать встреч со своей любовницей. Повторяю в который раз — дикари следят за нами. И они заподозрят что-то неладное, увидев, как ты охладел к Чике.
— Извини, я просто не могу. Когда подумаю о том, что она всю жизнь поклонялась дьяволу и с нетерпением ждала каждого жертвоприношения…
Фернан не закончил фразу — его передернуло от отвращения.
— Ты бы не забивал себе этими глупостями голову. Подумай лучше о том, что девчонка никакого выбора не имела. Тут никто не слыхал слова божия. В этих землях все живут по своим варварским законам. Откуда бедным дикарям знать что хорошо и что плохо? У них нет даже малейшего представления о грехах.
— Да тут еще и людоедство… — пробормотал Фернан, как будто не слыша друга.
— Ну так вот и соверши настоящий подвиг веры, — посоветовал Себастьян. — Объясни Чике, что нельзя с радостью взирать на эти жуткие церемонии. Отврати ее душу от дьявола. Пойми, нам нужно вести себя естественно. Мы же не хотим возбудить подозрений дикарей? Кто знает, чем это для нас завершится. А вдруг над нами усилят надзор? Тогда уж точно не сбежим.
И все-таки Гонсалесу нелегко оказалось пересилить себя. Лишь постепенно, когда Чика, обливаясь слезами, заверила его, что никогда не ела и не будет есть человеческого мяса, он несколько оттаял. Сама девушка вообще ничего не поняла. Человек, который по своей воле пожелал отправиться к богам и принес себя в жертву, почитался среди майя особо. Отведать его плоти считалось большой честью, а потому неприкрытый ужас, который она тогда прочитала в глазах Фернана, казался ей непостижимым.