Закат семьи Брабанов

Осталась бы я в эту ночь с Иваном Глозером, если бы Эрлебом по приглашению Оливье Перрона, чьей близкой подругой она оказалась, не села за наш столик и не стала обхаживать меня? Сомневаюсь. Иван разозлился на меня до такой степени, что в течение часа не проронил ни слова. Но когда он увидел, как пальцы актрисы стянули с меня пиджак на банкетку, набросились на пуговицы моей рубашки, стали поигрывать с моими золотыми серьгами (которые мама подарила мне на тринадцатилетие и которые я продала по требованию Стюарта Коллена, чтобы на вырученные деньги покупать детские смеси для Марсо, так как у самого Стюарта на это не было денег), а затем ее ненасытный и нежный рот потянулся к моим губам, все его недовольство моей персоной как рукой сняло, и он приземлился за наш столик с такой же поспешностью, как терпящий бедствие туристический самолет на Красную площадь в самый разгар гололеда. Оливье Перрон, понимая ситуацию и желая уладить все так, чтобы волки и овцы остались целы, особенно волки, взял за руку Кармен и повел танцевать. Они танцевали в старой, несексуальной манере, держась на расстоянии с подчеркнутой холодностью и щеголяя своими телами, не слишком испорченными временем, но все же лишенными прежнего великолепия.

— Что с тобой? — спросил меня Глозер, сжимая мой локоть так, словно хотел его сломать.

Я не собиралась ходить с локтем в гипсе, когда у меня на руках были Боб и весь дом. Поэтому с силой выдернула руку. Пять лет занятий французским боксом давали мне преимущество во всех ситуациях, и я думала, как выкручиваются в жизни люди, занимавшиеся им всего месяц или не занимавшиеся вообще.

— Что со мной? — переспросила я у Ивана, который, пошатнувшись, сразу успокоился, впечатленный моей мускулатурой и тем, как я умела ее применять в случае необходимости.

— Что это за прикид?

— Армани. Четыре тысячи. Самая крупная покупка в коммерческом центре с мая 1981 года. Так продавщица мне сказала. Все, что осталось от моих сбережений, пошло на эту тряпку.

— Ты находишь, что это очень смешно — одеться парнем на мой праздник?

— Я не оделась парнем. Я — парень.

— Ах, вот как! И с каких пор?

— После смерти отца. Впрочем, по этой причине я и не ответила на твои письма. Ты считаешь, что одинокая девушка с малолетним ребенком долго будет спокойно жить в большом доме в нашей округе? Или ты хочешь, чтобы меня каждый уик-энд насиловали бандиты из Карл-Маркса? Ты этого хочешь?

— На кого я сейчас похож, по твоему мнению?

— Плевать мне, на кого ты похож!

— Я похож на зрелого человека, который послал черт знает сколько писем подростку.

— Двадцать три.

— Двадцать три! Ты отдашь их мне завтра же утром!

— Я их сожгла.

— Ты сожгла мои письма?

— А ты хотел, чтобы я их перевязала и вставила в золотую рамочку? Ты не Шекспир, приятель!

Он бросил на меня взгляд, полный отвращения и отчаяния. Нет сомнений: он предпочитал видеть во мне романтичную и взволнованную девушку. Выпив одним глотком грейпфрутовую водку, он, как мне показалось, поставил крест на своей любви ко мне. Затем засмеялся и похлопал меня по плечу. Когда его рука задержалась на моей, я поняла: ни для него, ни для меня ничто не закончится так просто.

— Тебе нравится мой праздник? — спросил он серьезным, твердым и непринужденным тоном, но все-таки не смог скрыть, что его вновь начинает терзать желание.

— Нет.

— Почему?

— Не знаю. Слишком много стариков.

— Подруги Марины — молодые.

— Ты находишь?

— Во всяком случае, они хорошо сложены. Можешь подцепить одну из них на ночь.

— Я не знаю, о чем с ними говорить.

— Ничего не говори.

— Мне нужно поговорить. Целые дни наедине с Бобом… Разговор доставил бы мне удовольствие. Но я сомневаюсь, что хоть одна из подруг Марины расположена поболтать.

— Я с удовольствием составил бы тебе компанию, если бы ты не сменила пол.