Защитники острога молча наблюдали, как поднималась снизу вражья рать. Как карабкалась, ползла, корячилась на линиях заграждения, но все ж неумолимо приближалась к стенам города. Как за десяток саженей от первого рва упали на колено мушкетеры. И, прикрываясь щитами, выстрелили. Взвились над стволами дымки. Первые пули полетели в стрельцов и казаков, прильнувших к бойницам. Дружно взревели защитники острога. Грохнули со стен ответные выстрелы, пушечные и пищальные, более прицельные и потому удачные. Выкосили поляны в сплошной массе бежавших. Но место отступивших назад стрелков заняли лучники. Взметнулась вверх туча стрел, словно огромный пчелиный рой вырвался на волю и закрыл небо. Стрелы выли, зудели, визжали. Во сто крат громче, чем в стане Эпчей-бега.
Из острога обрушился на наступавших ответный ливень стрел. Но калмаки все бежали и бежали, прикрываясь щитами и умудряясь посылать стрелы. Одну за другой, почти мгновенно. Они приседали на колено, а из-за их спин летели в русских воинов уже пули успевших перезарядить свои мушкеты стрелков…
– У, чертова орда! – Захар подхватил лук упавшего рядом казака. Стрела прошила того навылет. И принялся ловко отряжать стрелы в ревущего внизу врага.
– С нами бог! – долетел до Мирона голос воеводы.
Иван Данилович взмахнул над головой мечом и ринулся с крепостной стены вниз к острожным воротам.
Снова заговорили на башнях пушки, затявкали по-собачьи затинные пищали, раскаленные ядра и пули полетели в противника.
– Картечью пали! – взмахивал рукою канонир.
И пушки с ревом плевались огнем, выбивая новые проплешины в рядах наступавших. Но эти проплешины мгновенно затягивались, как затягивается травой вспаханная земля. Человеческая масса лилась, как вода из бездонного ведра, затапливая все вокруг и не оставляя надежды на спасение.
Из-за спин бежавших выдвинулись внезапно воины, тащившие длинные осадные лестницы и лесины с торчавшими на ладонь сучьями.
А из таежного лога, натекая на острог, ринулась вдруг конная лава. Низко пригнувшись к гривам маленьких лохматых коней, с ревом и визгом неслись к его стенам всадники. Сотни узкоглазых конников в боевом раскрасе – с черными разводами на лицах.
– Кыргызы! – пронеслось над острогом.
А всадники в низко надвинутых малахаях, в легких доспехах уже закружили карусель под стенами острога, посылая беспрерывно стрелы в бойницы и поверх кольев, поддерживая тех, кто карабкался по тыну вверх. Повалились вниз убитые и раненые русские защитники прямо на копья наступавших; там и тут замолчали пищали; упали, обливаясь кровью, возле своих пушек три или четыре пушкаря…
В городе занялись пожары от огненных стрел, что пускали конные лучники. Оставляя дымные хвосты в небе, стрелы яркими птицами перелетали первый и второй тыны, впиваясь в заплоты и стены изб, падая на тесовые кровли и сухой, как порох, гон [49] Бабы, старики, дети метались в дыму и огне, пытались водой из бочек заливать пламя, но напрасно. И скоро острог затянуло черным вонючим дымом.
Дикая животная сила давила на стены острога, лезла вверх с неуемной жаждой крови и неукротимой яростью, сметая все на своем пути. Сверху на них валились бревна, летели камни, лилась горячая смола. Но ничто не могло сдержать эту силу, дымившуюся от напряжения, упивавшуюся битвой, запахом крови и человеческим страхом. И остановить ее было так же невозможно, как погасить лесной пожар, плеснув на него из ведра.
Уже обрушились обходные настилы, подломленные тяжестью дравшихся врукопашную калмацких и русских воинов. Вражеские лучники уже оседлали забрал [50] и лупили стрелами без разбора в своего ли, в чужого, одурев от запаха и обилия крови.
Русские каким-то чудом сдержали натиск и даже принялись теснить калмаков к воротам, а те уже трещали и прогибались под натиском новых сил противника, но пока стояли: спасали решетки из кованых полос железа.
Тут совсем близко ударили пушки. Калмаки, воспользовавшись сумятицей под стенами острога, перетащили, прикрывая щитами, несколько пушек поближе. Свинцовые ядра рванулись вперед, проламывая стены, пробивая бреши в частоколе. В образовавшиеся проломы ринулись конники. Озверевшие от уколов шпор, запаха крови, злые косматые лошаденки заплясали, закрутились под всадниками перед вторым рвом.
– Эх-х-ха! – со звериным восторгом орали кыргызы, прижимая к бедрам хищно нацеленные острые копья. Задние крутили над головами тускло сверкавшие клинки. Тяжелые стрелы и болты самострелов лущили доспехи, как горох, не щадя ни лошадей, ни их хозяев. А сзади ополченцы замкнули круг телегами и возами с сеном. Еще мгновение – и дрогнет кыргызская конница, зажатая с двух сторон обезумевшими в схватке орысами. Враз вспыхнуло сено, охватив всадников огненным кольцом. Вздыбились, захрапели кони. Рухнули в ров конники, сбитые русскими копьями и стрелами.