Закат в крови<br />(Роман)

— Почем знать? — не поверил Гриненко, адъютант Автономова, рослый поджарый парень, с густым вьющимся чубом, свисавшим из-под шапки на белесые, слегка сросшиеся брови.

— А не видишь по комплекции?

— Кто ж его скосил?

— А надо бы на каждом углу положить по такой туше, — ерничал Шнейдер. — Тогда екатеринодарская публичка будет посговорчивей при изъятии ценностей.

На углу Красной, у широкой зеркальной двери гостиницы «Большая Московская», стояло несколько солдат, увешанных ручными гранатами. Видимо, они были предупреждены, так как при виде Автономова тотчас же почтительно расступились.

В большом ресторанном зале гремел духовой оркестр и шло шумное веселье. Меж раздвинутых столов, посредине зала под хлопанье ладошей лихо носился сам Сорокин. Он плясал «Наурскую», скрещивая то над головой, то перед собой, то меж ног кинжалы. Полы его черной черкески развевались, серебряные газыри сверкали, темный чуб густых волос то взлетал, то рассыпался по лбу, закрывая брови и глаза. От кинжалов, ударяемых один о другой, отскакивали искры.

В такт бешеным звукам музыки Сорокин ходил на носках остроносых легких кавказских сапог, отчаянно звеня кинжалами. Но, увидя Автономова и Гуменного, оборвал пляс, с маху воткнул кинжал в пол.

— Главкому ур-ра-а! — Он обернулся к оркестру. — Туш!

Все повскакали с мест, подняли над головами стаканы.

— Ура-а!

Оркестр грянул туш.

Глашу подхватил под руку гололобый Невзоров и усадил за главный стол, находившийся в самом центре зала.

— Решили отпраздновать взятие Екатеринодара, — сказал он, усевшись рядом. — Золотарев — напротив, в «Европейской гостинице», а мы — тут. Наш Иван Лукич повздорил с ним. Золотарев, представьте себе, — нагло стал утверждать, будто он первым вошел в город. А мы на целый час опередили золотаревских хлопцев. Но Золотарев успел захватить атаманский дворец и объявить себя начальником гарнизона города. Нам под свой штаб пришлось занять здание на углу Рашпилевской и Штабной, а под квартиру Сорокина — особняк Никифораки, тоже на Штабной. Отличный особняк в восточно-бухарском стиле. Обстановка в нем — шик-модерн! Одни ковры на стенах чего стоят! Все персидские да текинские.

— А что представляет собой товарищ Золотарев? — поинтересовалась Глаша.

— Федя Золотарев, я вам скажу, фартовый парень, — сказал Невзоров. — Он командовал отрядом из хлопцев, собранных на станции Кавказской. В отряд попало немало черноморских моряков, лихих и отчаянных. С ними он живет душа в душу. Золотарев на кавказском направлении крепко трепал полковника Лисевицкого. Но Иван Лукич терпеть не может наглости Золотарева. Хорошо, что вы с Автономовым пожаловали к нам, а не к нему. Дайте я налью вам бокал кахетинского. Иван Лукич так прижал содержателя ресторана, что у того нашлись и грузинские вина, и балыки, и коробки с паюсной икрой. Мы, конечно, за все щедро расплатимся. Банк армавирский и банк майкопский целиком достались штабу нашего отряда. Пейте, товарищ Первоцвет! Потом вас препроводим домой в сопровождении вооруженного эскорта. Вот закусите зернистой икоркой!

Глаша немного отпила из высокого хрустального бокала и принялась за икру. Невзоров тоже выпил и пьяно заблестел глазами.

— Иван Лукич — натура удалая. Любит широко, от всего сердца, повеселиться. И хотя по образованию всего-навсего военный фельдшер, но в нем живет драгоценный дар врожденного народного вожака.

Глаша внимательно слушала Невзорова и, пожалуй, с тревогой приглядывалась к буйно-веселому обществу, в которое попала.

В конце концов лица, раскрасневшиеся от вина и водки, речи пирующих, пляска, крики стали казаться чем-то давно знакомым и даже как будто привычным.

Она вспомнила об Ивлеве и подумала: «Ну разве сможет он противостоять всем этим озорным, удалым русским богатырям, от пляса которых пол ходит ходуном и люстры дрожат хрустальными подвесками?»

— Иван Лукич, — восторженно продолжал Невзоров, — может верховодить. Бывало, на станции Тихорецкой бойцы поднимут бузу, замитингуют и уж готовы проткнуть штыками всех командиров, а выйдет на перрон Иван Лукич, свистнет, гикнет, и браточки, глядь, и присмирели, все с ним. Правда, на руку он скор. Может вмиг изрубить… Вот к экзотическим девкам слабость имеет. Однако мы недавно окрутили его с младшей сестрой Автономова — Катюшей…

Глаше было интересно слушать откровенный рассказ подвыпившего Невзорова, узнать как можно больше о командирах отрядов, вошедших в Екатеринодар.

К столу подошел Макс Шнейдер, держа в обеих ручищах по бокалу шипучего.

— Ну, цыпочка, рванем с тобой шампанеи!

— Ты что, хочешь, чтоб я кликнул сюда Ивана Лукича? — тихо спросил Невзоров, намереваясь подняться из-за стола.

— Пардон, Александр Павлович! — Шнейдер попятился. — Откуда я знал, что ты абонировал себе мадмазель?

— Сядь на место! — презрительно бросил Невзоров и отвернулся.

— Не понимаю, — сказала Глаша, — зачем Автономов держит возле себя этого типа?

— Своеобразное чудачество. — Невзоров ухмыльнулся. — Автономову, должно быть, нравится необычность Макса.

К Невзорову быстро подошел Гуменный: