Закат Западного мира. Очерки морфологии мировой истории

В экономической истории всякой культуры происходит отчаянная борьба, которую ведет против духа денег коренящаяся в почве традиция расы, ее душа. Крестьянские войны в начале позднего времени (в античности в 700–500 гг., у нас в 1450–1650 гг., в Египте – на исходе Древнего царства) оказываются первыми выступлениями крови против денег набравших мощи городов, которые желали бы прибрать к рукам землю[1015]. Говоря: «Кто поднимает (mobilisiert) почву, обращает ее в пыль», барон фон Штейн{690} предупреждал об опасности для всякой культуры; именно, если деньги не в состоянии овладеть имением, они проникают непосредственно в само крестьянское и аристократическое мышление; унаследованное, сросшееся с родом имение представляется тогда имуществом, лишь помещенным в земельное владение и как таковое, само по себе – движимым[1016]. Деньги стремятся поднять абсолютно все вещи на ноги. Мировая экономика – это сделавшаяся фактом экономика в абстрактных, полностью абстрагированных от почвы, текучих стоимостях[1017]. Античное денежное мышление обратило, начиная с времен Ганнибала, целые города в монету, целые народности в рабов, а тем самым в деньги, движущиеся со всех концов в Рим, чтобы проявить там свое действие как власть. Фаустовское денежное мышление «открывает» целые континенты, водную энергию колоссальных бассейнов, мускульную силу населения отдаленных ландшафтов, каменноугольные залежи, девственные леса, природные законы и превращает их в финансовую энергию, которая будет где-то приложена, чтобы реализовать планы правителей, в виде прессы, выборов, бюджета и армии. Все новые ценности – эти «дремлющие духи золота», как говорит Йун Габриэль Боркман{691}, – извлекаются из пока еще индифферентного в деловом плане содержания мира; все, чем являются вещи помимо и сверх этого, экономически никак не учитывается.

4

У всякой культуры – как собственный способ мыслить деньгами, так и характерный именно для нее символ денег, с помощью которого она зримо выражает в экономической картине собственный принцип оценки. Это «нечто», материализация существовавшего в мышлении, оказывается абсолютно равным по значимости цифрам, фигурам и другим математическим символам – проговариваемым, выписываемым, вычерчиваемым для уха и глаза, и при этом данная глубокая и богатая сфера остается почти совершенно неисследованной. Поэтому сегодня все еще невозможно описать ту идею денег, которая лежит в основе египетского натурального обращения и денежного жирооборота, вавилонского банковского дела, китайской бухгалтерии и капитализма евреев, парсов, греков, арабов со времен Гаруна ар-Рашида. Возможно лишь одно противопоставление аполлонических и фаустовских денег: денег как величины и денег как функции[1018].

Античному человеку окружающий мир представляется, также и в плане экономическом, суммой тел, переменяющих место, перемещающихся, оттесняющих, выталкивающих, уничтожающих друг друга, как описывает это Демокрит применительно к природе. Человек – тело среди прочих тел. Полис, как сумма тел, представляет собой тело более высокого порядка. Все вообще жизненные потребности образованы телесными величинами. Так что тело воплощает собой и деньги, точно так же как статуя Аполлона воплощает божество. Ок. 650 г. одновременно с каменным телом дорического храма и статуей, пролепленной как свободная со всех сторон, возникает монета – кусочек металла определенного веса в изящно отчеканенной форме. Стоимость как величина присутствовала здесь уже давно: она одного возраста с данной культурой. У Гомера под «талантом» понимается небольшое количество золотой утвари и украшений, образующих определенный суммарный вес. На щите Ахилла были изображены «два таланта»{692}, и еще в римское время общепринятым было указание веса на серебряных и золотых сосудах[1019].