Закатная звезда Мирквуда (СИ)

Именно в тот момент, когда она упивалась виной, Трандуил осторожно поставил её на ноги и, заключив лицо в ладони, склонился к соблазнительным губам, касаясь их нежным, благодарным поцелуем. Что мог он знать о слезах, вот-вот грозящих сорваться с ресниц? Что мог он знать о том, какого ей было чувствовать себя теперь? Проигравшей своей тёмной стороне.

От его нежности, коей уступила всепоглощающая страсть, щемило в груди. Её было так много, что вполне могло бы хватить на двоих. В его руках было так сладко греться, забываясь. Но постепенно нега, охватившая её, истаяла. Осталась только растерянность и страх.

Глава 29

Реальность, обрушившаяся на Андунээль со всей своей безжалостностью, спустя несколько минут, придавила её к земле невыносимым грузом. Увернувшись от очередного поцелуя Трандуила, она спешно поправила одежду, приводя себя в порядок и, стремительно подобрав с пола мантию, шагнула в сторону, отряхивая её.

— Melamin^1… — осторожно, словно опасаясь спугнуть недоверчивую птицу, потянулся к ней Владыка.

Тревожно было на его сердце от того, насколько резкой была перемена в эллет, когда жаркий дурман схлынул, и от того, как она вздрогнула от ласкового обращения. Такого правильного. Такого естественного. Он видел, как она с силой сжимает края мантии, нервно набрасывая её на плечи, как намеренно опускает голову, якобы приводя в порядок складки ткани, лишь бы не смотреть на него. Протянув руку, он коснулся её запястья, но наткнувшись на вскинутый взгляд, отпустил его.

Андунээль хотела сказать, что случившееся между ними было ошибкой, что этого никогда не повторится, и что она жалеет о слабости, позволившей ей поддаться его страстному порыву. Но глядя в серо-голубые глаза, полные печали, боли и растерянности, не смогла произнести жестокие слова, комом застрявшие в горле. Кем она была бы, солгав о том, что жалеет? Как смогла бы жить дальше, зная, что воткнула в чудом зажившее сердце таура ядовитые шипы?

Впервые за долгие годы она не знала, что делать. Шагнёшь навстречу — падёшь во тьму. Жестоко оттолкнешь — столкнёшь в неё другого.

— Мне нужно побыть одной, — негромко, но уверенно слетели с губ слова, казавшиеся единственно верными.

Ей нужно было разобраться в себе и в том, чему она позволила произойти. Нужно было отделить истинное от ложного в собственных мыслях и убеждениях. А пока она не желала становиться причиной чужой печали. Но в этом уже ничего не могла изменить.

Одной рукой придерживая края мантии, второй она проверила, ровно ли лежит на голове серебряный венец.

— Cormamin, dara^2, — с мольбой обратился к ней Трандуил.

Подойдя вплотную, он опустил ладони на её плечи и коснулся лба губами. Напряжение, сковавшее эллет, казалось облачённым в запах. Свежесть грозы и острый лёд стали. Ещё до того, как она произнесла что-либо, Владыка понял, что она уже приняла решение и не отступится от него. Поэтому, когда непреклонные слова упали в тишину позднего вечера, он оказался готов услышать их.

— Im merna bad^3.

С глубоким вздохом, он отстранился от Андунээль и опустил руки. Что мог он сделать, если она желала уединения и не хотела смотреть ему в глаза лишний раз? Напомнить о том, как она выгибалась всем телом навстречу его поцелуям и исступленно отвечала на них? Или как с приоткрытых губ слетали стоны наслаждения, которых в те мгновения она ни капли не стеснялась? Много чего он мог бы сказать сгоряча или солгать, притворившись, что случившееся было досадной ошибкой, минутным помутнением, но не стал этого делать. Только не с ней. Только не тогда, когда внутри него боролись желание удержать Андунээль любой ценой и осознание, что порой лучше отпустить птицу в небо, надеясь на её возвращение.

Отвернувшись от неё, он закрыл глаза и негромко, но твёрдо произнёс:

— Еgo.

Смотреть на то, как она уходит, как с каждым шагом становится всё дальше и дальше, у Трандуила не было сил. С него было достаточно того, что он отпустил её.

Не зная, что сказать на прощание, да и нужно ли что-то говорить, Андунээль молча выскользнула из кабинета. Как в тумане она шла в свои покои. Неслышная и едва заметная, она чувствовала себя потерянной и опустошенной. Яркое наслаждение, взорвавшееся в ней огромным огненным шаром, и момент единения с душой Трандуила были лучшим, что с ней случалось со дня смерти отца. Но могла ли она верить себе? Имела ли она право становиться ему кем-то близким, если у него уже была hervess, пусть даже поставившая свой покой выше семьи? И если её даэр отправился в чертоги Мандоса до срока?