Заказ

– И какой же тут у вас самый интересный и вкусный?.. – тотчас атаковала Марина девушку-продавщицу, торговавшую тортами. – «Белая ночь»? И к ней ещё «Чёрного принца», пожалуйста…

У Сергея в руках уже позвякивала авоська с «Алазанской долиной» и «Монастырской избой». Любаша в соседнем ларьке выбирала яблоки и лимоны.

Отоварившись, все дружно двинулись выбирать подарок для Гуталина – благо без «Зоотоваров» в наши дни не обходится ни одна уважающая себя торговая точка.

Соответствующая витринка была сплошь заставлена яркими коробками, консервными банками и пакетами, и на всех этикетках облизывались разношёрстные коты – один другого счастливей.

– Ваша киска купила бы «Вискас», – робко высказался Сергей. И был дружно подвергнут ветврачами остракизму: «Специальные добавки, чтобы потом только этот и требовала… Мочекаменная болезнь… вот случай был… катетер… сорок шесть уколов… еле выходили…»

Сергей пристыженно промолчал. У него дома имелся полудикий разбойник, который гулял в основном сам по себе, а уж если удостаивал номинальных хозяев своим посещением, то лопал что давали. Щи так щи, кашу так кашу…

– Может, котиного туалета мешочек?.. – неожиданно подал голос Панама. Марина ответила с законной гордостью:

– Мой в унитаз ходит!

После долгих споров остановились на пупырчатой рукавице для чесания. Плюс коробочка витаминов. Компания уже двинулась дальше, когда Антон Григорьевич вернулся к ларьку и купил ещё упаковку таких же. Анжелке…

Марина занимала комнату в большой старой коммунальной квартире с ветвистым и извилистым коридором, заблудиться в котором, как скоро убедился Панама, было проще пареной репы. Марина утверждала, что до революции её предки были хозяевами всей этой квартиры («Князь Путятин…» – немедленно вспомнил Сергей). Теперь от былых владений осталась комната рядом с прихожей, напротив ванной и туалета. «Ну и что, что все мимо меня, зато мне близко!» – жизнерадостно заявила Марина.

Из комнаты раздавалось приглушённое мяуканье: кот Гуталин явно соскучился. Марина отперла дверь, и он выскочил тереться в ногах – большой, состоящий, кажется, из всех мыслимых оттенков серого цвета и пушистый до такой степени, что лапки казались непропорционально короткими. Родился он угольно-чёрным; позже, линяя, изменил масть, так не переименовывать же?.. Нашествие малознакомых гостей ничуть не смущало его. Марина подхватила любимца, чмокнула его в мордочку и устремилась внутрь комнаты, командуя на ходу:

– Мужики, столы раздвигать не отвыкли? Штопор в буфете, чашки тоже, рюмки где-то вверху… Любаша, найдёшь? Аня, на тебе чайник…

Панама сгрузил со стола на подоконник большую пачку ветеринарных журналов и с любопытством оглядел комнату. Пятиметровый – хоть антресоли устраивай – потолок, красивая и щедрая лепка на стыке со стенами… Эти последние, кстати, были оклеены «моющимися обоями» советских времён – картами всяческих стран на полиэтиленовой плёнке. Дёшево, познавательно и сердито. В одном из углов красовался большой, выложенный изразцами камин. Теперь его дымоход, надо думать, был наглухо замурован, но раньше камин действовал: старинные паркетины хранили следы знакомства с огнём. «Ничего, – подумал Панама. – Вот закупит квартиру какой-нибудь новый русский… И, если не совсем дурак, вместо евроремонта всё восстановит… Будет сидеть, полешки подкидывать…»

В целом комната производила впечатление, далёкое от будуарного. Диван, письменный стол, полки с книгами… фотографии на стенах. На одной из них, к некоторому удивлению Антона, сама Марина мчалась галопом на мощном, ей под стать, гнедом пышнохвостом коне. Всё вместе напоминало Медного всадника, удравшего с постамента на площади Декабристов. Другие фотографии Антон рассмотреть не успел. На тумбочке в углу зафыркал электрический самовар, и Марина занесла над «Чёрным принцем» громадный зубчатый нож:

– Народы!.. За стол!..

За столом Панама самым естественным образом оказался между двумя дамами – Мариной и Любой. Он подкладывал девушкам торт, подливал вина, слушал шутки и смех и… казалось, вспоминал нечто давно и прочно забытое. С тех пор как проруха-судьба занесла его в Сайск, он ни разу не ходил в гости. И к себе не приглашал никого. И вообще старался особо не сближаться с людьми – чтобы меньше боли было потом, когда их придётся так или иначе терять… И вот вам пожалуйста! Антон Григорьевич, ты ли это? Пьёшь «Монастырскую избу», травишь анекдоты и ухаживаешь за девушками. В далёком чужом городе, в абсолютно незнакомой квартире, с людьми, которых впервые увидел несколько часов назад…

Антон усмехнулся собственным мыслям. Был ли это тот же самый психологический эффект, который заставляет людей откровенничать в поездах, рассказывая случайным попутчикам всё тщательно утаиваемое от близких?.. Или что-то другое?..