И мы вместе посмотрели на мальчика, тихо сидящего за столом и ждущего свою яичницу.
***
– Я не отдам его ей.
Паника разливалась как в детстве. Словно на меня наступали, но в этот раз не толпа злых школьников, а собственная мать. Она злобно смеялась и тянула руки к моему брату.
– Женя, Женя… Послушай меня…
– Я же ей ключи отдала, она наверняка уже доехала до квартиры и вынесла там все к чертовой бабушке.
Заходила по комнате, машинально накладывая мальчику яичницу. Тот смотрел на меня испуганно, а я не знала, как подавить эти чувства. Не понимала, как взять себя в руки.
Но только обернулась, как буквально врезалась в широкую мужскую грудь. Сильные мускулистые руки обхватили меня и прижали крепче, а на ухо зашептали:
– Ничего не бойся, мы без проблем его отсудим. Я вчера установил за ней слежку, ей дали денег, и пока ей нет никакого резона ехать в пригород. Она уйдёт в гулянки минимум на неделю, а то и на две. Пока мы все подготовим, оформим как надо. Опека все равно будет нашей.
Он говорил уверенно и спокойно… Впрочем, как и всегда. Муромский абсолютно в любой ситуации сохранял выдержку. Не знаю, в кого он такой, но уже вскоре мое дыхание выровнялось, и паника стала отпускать.
Я по инерции обняла его и зарылась лицом в ароматную майку. Не знаю, что за кондиционер для белья у него такой, но мне, определённо, тоже надо.
Так мы и застыли вдвоём, каждый думая о своём. Я гадала, как могла повестись на ее липовые бумажки. Да ладно я! А нотариус? Неужели все покупается и продаётся?
– Но мы же вчера были у нотариуса, оформили все официально…
Робкая надежда забрезжила, но тут же споткнулась о жестокую реальность:
– Жень, ну ты ж юристка. Эти бумажки правда со всеми печатями, но они не проходят ни по каким реестрам. Словно кто-то просто взял бланки и заполнил их от балды, вписав данные. Она подделала их, ты же сама удивлялась, как тебе могут отдать ребёнка…
Конечно же, он прав. Конечно же, все так и обстояло, но что делать дальше? Официально начинать процесс лишения родительских прав? Это непросто.
Я помню, как долго и часто к нам ходили органы опеки. Как яро они доказывали, что моя мать не справляется с родительскими обязанностями. Вызывали полицию, составляли протоколы.
Это сейчас я уже понимаю, что они делали. И, конечно же, наш «договор» вряд ли мог бы что-то серьезно исправить. Но мне так сильно хотелось забрать брата в ту же секунду…
Меня убивала сама мысль, что она утащит его за собой в очередной притон. Как вообще эта женщина жива осталась после стольких лет беспробудного пьянства?
Это не человек уже. Опухшее, заплывшее вечно пьяное существо с надувшейся кожей. На ее теле тоже были синяки, от неё воняло, а мне хотелось провалиться сквозь землю.
Но рядом стоял он, такой маленький и беззащитный, совершенно не виноватый в том, что вытащил не самый счастливый билет. Я оторвалась от Саши и посмотрела на брата.
Он отложил вилку в сторону и напряжённо глядел в нашу сторону. Даже яичница не была способна его отвлечь. Он же действительно все понимает, все чувствует и боится. Я видела в его глазах страх.
Подошла к нему и осторожно наколола яичницу на вилку, поднесла ко рту и улыбнулась:
– Тебе не нравится завтрак?
Его светло-карие глаза были такими большими и искренними. Самыми чудесными на свете. Не понимаю, как вообще можно обидеть такого, променять на водку, проклятого зелёного змея!
– Навится, но я не хочу, чтобы мама пиходила.
С силой прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Говорят, дети очень тяжело адаптируются. Говорят, им крайне сложно принять новых людей, но этот малыш словно был исключением из правил.
И я пообещала. Пообещала, что сделаю все возможное, чтобы он всегда был сыт и мама никогда не пришла за ним, это очень странное обещание, но назад пути нет.
Помогая ему поесть, судорожно размышляла и понимала: мне не дадут над ним опеку. Подняла глаза на Муромского и тихо спросила:
– Вы сможете на бумаге увеличить мне зарплату? Можно…
Он покачал головой. Присел рядом и серьезно сказал:
– Тебе двадцать три, по сути, ты ещё студентка без жилья. Даже если ты его снимешь, работы может быть недостаточно. Но есть и другой вариант.
Его слова разрезали мне сердце на сотни маленьких кусочков. Ну почему я такая молодая и несамостоятельная! Надо было больше работать, надо было продать бабушкину квартиру и вложиться в другое жильё. В Москве. Но он сказал, что есть ещё вариант…
С придыханием спросила:
– Какой такой другой вариант?
Глава 32. Женя
– Ты выходишь за меня замуж, и опеку получаем мы оба, как семья.
Послышался хруст. Одно мгновение, и я с визгом стала заваливаться назад. Он что, сказал замуж?
Не знаю, что шокировало меня больше: то, что я нашла у Муромского разломанный вдрабадан стул и села на него, добив весом своего скромного тела, или… Нет, серьезно? Замуж?
Звук бы жуткий. Словно на пол упала не молодая маленькая девушка, а целый шкаф. Было больно.
Но все потонуло в осознании, что меня только что позвали замуж, чтобы помочь с опекой. Он хочет помочь мне оставить Женю! Только…