Читаем Закажем напоследок пиццу? полностью

Том вернулся из туалета, закурил,

улыбающимся взглядом

показал в сторону Штыка,

что-то бормочущего во сне

под плащ-палаткой,

почесался,

проклял вшей и полез обратно


Штык тоже уцелел с первого месяца пребывания здесь:

усы у него были как у Ницше,

а лезвие штыка всегда начищено и заточено так,

что казалось, им можно бриться


После очередной отбитой атаки,

наши приволокли двух пленных

Это были молодые ребята, лет восемнадцати

Их забили прикладами и штыками


Но Штык в этом не участвовал:

видимо, берег свой клинок для какого-то особого случая


А я окончательно перестал понимать,

что и зачем мы все здесь делаем


В самом начале войны такого не было:

к пленным относились достойно

и более гуманно


А сейчас я слышал, что их держат в ужасных условиях и даже не кормят,

потому что самим не хватает продовольствия,

или вот, – как это случилось у нас, –

просто в ярости добивают


С каждым днем я все сильнее убеждался,

что культура,

со всеми ее нравственными ценностями,

зависит от обстоятельств,

и грош ей цена,

когда у человека появляется возможность

безнаказанно совершать преступление


Я закрыл глаза и снова подумал о том, как устал:

от жестокости,

бесчеловечности,

этих проклятых крыс,

вшей и чесотки,

от этой всепоглощающей сырости,

вечного насморка,

отсутствия горячей еды,

повсеместного запаха гари

недосыпания

и постоянно преследующего холода


Я так устал от всего этого


Я не хочу никого ненавидеть,

не хочу ни в кого стрелять


Я не хочу сидеть в этой промозглой траншее


Я хочу домой


Господи, как же я хочу домой…


Небо побледнело,

и над окопом потянулся туман


Какое-то удивительное затишье повисло в воздухе


Свист осветительной ракеты прорезал тишину,

и мне сначала показалось, что это крик чайки


Откуда тут чайки?


Вдруг этот свист стал как-то странно нарастать и усиливаться


Туман принялся расползаться в стороны и подниматься вверх,

как будто его раздвинули гигантскими руками


Волна оглушительного грома накрыла нас –

артиллерийский снаряд впился в землю прямо перед нашим укреплением,

выплеснув в траншею гигантские черные ульи из земли и дыма,

обрушивая их на солдат вместе с мешками и бревнами


Невозможно привыкнуть к грохоту взрывов,

сколько бы раз ты их не слышал


Я ныряю на дно окопа,

прямо в лужу,

сердце замирает,

и все невзгоды,

мучившие сознание еще десять минут назад,

вмиг исчезают,

оставив лишь ошарашенное состояние

и тень страха,

накрывшую меня обильной россыпью разлетающегося грунта


На мгновение я представил,

как меня хоронят,

и каждый из родных и близких

кидает горсть земли,

стукающуюся о крышку гроба


Снаряды полетели, как птицы на побережье,

к разным точкам


Все поприжимались к бревнам и повыскакивали из блиндажей


Немного придя в себя и нацепив свою амуницию,

кое-как рассредоточившись и взяв себя в руки,

мы приготовились к неминуемо следующей за артобстрелом атаке


Все знали, что первыми пойдут штурмовые группы,

которые забрасывают все впереди себя гранатами,

а потом врываются и перебивают выживших и не успевших отступить

отточенными саперными лопатами


В такие моменты даже не успеваешь выстрелить:

соперник стремителен и организован


Поэтому,

когда огонь поутих,

командование отдает приказ выбраться из траншеи и ползти вперед


Первые крики,

пулеметная очередь


Выстрелы разрастаются,

и через какие-нибудь минуты слышатся удары гранат


Моя граната уже в руке:

стрелять в тумане неудобно,

поэтому я сосредоточен на ней


Шум боя нарастает,

всполохи гранат все ближе:

в этом дыме и тумане окончательно теряется чувство дистанции


Впереди находятся наши,

но насколько далеко – непонятно,

поэтому гранату приходится убрать


Поблизости большая взрывная воронка,


оставленная тяжелым фугасным снарядом


Бегу к ней,


но внезапный ошеломительный взрыв вынуждает меня упасть;

тупые звуки от пуль и осколков, врезающихся в землю,

слышны совсем рядом


Я вижу перед собой упавшего на спину солдата


Это Том


Он ранен


Рядом раздается еще один взрыв,

и через мгновение выскакивает вражеский солдат


Он хватает за винтовку кого-то из наших

и с размаха перерубает ему лопатой шею до самой ключицы,

с силой вытаскивает ее обратно

вместе с потоком крови, заливающей китель


Надо стрелять


Граната с длинной рукоятью падает прямо у ног Тома


Время словно замедлилось,

я бросаю винтовку,

хватаю Тома за ремни,

прыгаю в воронку

и тащу его за собой,

но как-то не очень уверенно и не изо всех сил


Взрыв


Передо мной Том с оторванными ступнями,

едва держащимися на обмотках и уцелевших сухожилиях,

левая нога выглядит так, будто по ней проехался «Марк»


Взрывная волна бросает меня лицом вниз,

прямо на ноги Тома,

срывает каску,

накидывает на голову ранец


Я чувствую, как земля прилипает к взмокшей пояснице,

как что-то горячее растекается по спине


Возможно, это недопитый кофе из фляжки,

точнее, что-то отдаленно его напоминающее


Дно воронки раскрывает передо мной бездонную пропасть,

я проваливаюсь в нее, безвольно растворяясь во тьме


Я где-то слышал,

что войну можно по-настоящему увидеть только в лазарете


Это правда


Такого количества обезображенных, страдающих людей

мне еще не доводилось лицезреть


Я понимал:

если Том выжил,

ему ампутируют обе ноги


Я пытался узнать, здесь ли он,

но со мной никто не разговаривает и не обращает внимания


Мне же повезло:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза