Накануне освобождения Крыма советскими войсками 2 февраля 1944 года Михоэлс передал Сталину письмо с предложением создать в Крыму еврейскую автономную республику. Эта на первый взгляд чудаковатая идея художника была в действительности хорошо продуманным политическим ходом Запада, выдающим почерк Уинстона Черчилля. Напомню, что уже 4 февраля 1944 года в Ялте должна была открыться знаменитая Конференция союзных держав, главным вопросом которой предстояло стать определение облика послевоенной Европы. Разумеется, Великобритания и США не верили, что Сталин пойдет навстречу предложению Михоэлса – им было важно получить дополнительный аргумент, еще один козырь в торговле за главные призы переговоров: Польшу, Югославию и Грецию. Можно утверждать, что решиться на обращение к Сталину Михоэлс мог, только имея заверения о возможности рассмотрения «крымского вопроса» в Ялте от высокопоставленных официальных лиц Великобритании или США. Не исключено, что стремление определенных кругов скрыть эти контакты отразилось в дальнейшем на судьбе Михоэлса.
Не получив от Сталина ответа на свое обращение, Михоэлс и после окончания войны продолжал попытки реанимировать проект крымской автономии. Сначала он пробовал действовать через дочь Сталина Светлану, затем через своего двоюродного племянника, женатого на дочери Маленкова, и, наконец, через Полину Жемчужину, супругу министра иностранных дел СССР Вячеслава Михайловича Молотова.
Такая деятельность, безусловно, выходила за рамки газетной полемики и становилась существенным фактором начавшейся «холодной войны». Ситуация была столь серьезна, что Сталину пришлось лично выйти на линию огня. Выступая на Октябрьском пленуме ЦК в 1952 году, он официально объявил о враждебности идеологии космополитизма интересам Советского Союза в «холодной войне».
Таким образом, не вызывает сомнений, что противоречия между Сталиным как руководителем СССР и отдельными прозападно настроенными деятелями в кругах интеллигенции, имели не какое-то там каббалистическое, религиозное или межнациональное значение, а конкретное политическое содержание в контексте противостояния сверхдержав. При этом прозападные «космополиты» в конфликте с властями СССР играли не самостоятельную, а целиком и полностью подчиненную интересам США роль. В то же время Америка была категорически не заинтересована в устранении в 1953 году Сталина от власти – будь то руками советских евреев или иным способом.
Предполагать, что прозападные «космополиты» могли осуществить подобную акцию на свой страх и риск, вопреки воле заокеанских «друзей», нет никаких оснований. Версия о том, что Сталин пал от руки некоей «современной Юдифи», т. е. убийцы-одиночки, также не выдерживает критики, поскольку в обоих случаях такое преступление без труда было бы расследовано органами безопасности Советского Союза.
Переродившаяся элита
Существует распространенное мнение о том, что советская элита после войны утратила скромность, погрязла в роскоши и развратилась. Говорят, будто бы Сталин в интересах народных масс боролся с этим явлением, «мешал бюрократам воровать», за что и был ими убит. Это идеалистический, гапоновский взгляд.
Мы живем в реальном мире.
Можно найти несколько десятков бессребреников и фанатиков идеи для укомплектования Политбюро и Совета Министров, но где набрать таких людей для трех тысяч райкомов партии и такого же числа райисполкомов по всей стране от Хорезма до Тикси? А промышленность? А армия? А госбезопасность? Для них потребуются массы вполне прагматичных практиков, которых на голое постановление, на одно «Даешь!» нипочем не купишь. Никуда не денешься – для того чтобы люди стремились во власть, их должна приводить туда вполне конкретная и осязаемая личная заинтересованность.
То, что сам Сталин был скромен в быту, вовсе не означает, что он стремился всю страну одеть в одинаковые робы и посадить на рыбьи хвосты с водой. Отвечая на вопросы американского газетного магната Р. Говарда в 1936 году, Сталин говорил:
Сталинизм и аскетизм вообще никогда не были идентичными понятиями. Идея аскетизма власти – это существо большевизма, троцкизма, полпотовщины, которые предполагали скорое отмирание государства.