– С тех самых пор, когда слова любви уподобились яду, – насмешливо заметил убийца, поворачиваясь ко мне. Луч лунного света из окна так удачно заглянул, что осветил нехорошую улыбку.
– А… эм… если меня задушат веревкой? Это же просто дружеские объятия! – поинтересовалась я, чувствуя, как боль медленно проходит, уступая место обычной слабости, которая казалась райским блаженством после адских мук.
– Задыхаться в объятиях? Измена, – хрипло ответил ревнивый убийца, не одобряя френдзону с удавками.
– А… э… утопление? Вдруг захотят утопить? – мне было чертовски интересно, несмотря на легкие приступы головокружения и слабую резь в животе.
– Утонуть в пучине страсти? Измена, – с усмешкой произнес убийца, повернувшись ко мне. Мне так и хотелось сорвать с него капюшон, но дрожащая рука не поднималась.
– А если сожгут на костре? Или погибну при пожаре? – шепотом осведомилась я, перебирая в голове все доступные способы, покинуть этот несправедливый мир вперед ногами.
– А ты как думаешь? Сгореть от страсти, утонуть в ней – все считается изменой, – услышала я вердикт.
– Хм… – я уже слегка отошла от мерзких ощущений, поэтому терять нить интересного разговора не хотелось. – А война? Когда люди убивают друг друга без разбора? Вдруг государство посчитает, что я ему что-то должна, и отправит меня на войну – отдавать ему долг?
– Это сродни измене. Кровавая оргия. Неважно кто, неважно с кем. Мерзко, – ответил убийца, пока я думала, а точно ли мы сейчас говорим об убийстве? Сравнение убийства и любви кажется мне очень смелым. «Любовь поразила нас, как поражает финский нож!» – подсказала мне Интуиция.
– А если я решу просто взять и повеситься? – почти поймала черного философа в его же собственную ловушку.
– Самоудавление? – задумался убийца, пока я пыталась мысленно отогнать свернутой брошюрой «Воздержание и прилежание» созвучную аналогию. – Для меня это вдвойне обидная измена. Неужели я тебя, как убийца, не устраиваю?
– А казнь? – оживилась я, пытаясь поднять голову от подушки. – На площади? Когда отрубают голову?
– Потерять голову от любви? Глупый вопрос, Импэра. Считается. Однозначно. Убийство – очень интимный момент. Это личное дело двоих – убийцы и жертвы. Убийство в присутствии тысячи зрителей – извращение и распутство, поэтому я против публичных казней, – задумчиво ответил убийца. – Неизвестность куда страшней даже самой жестокой смерти. Преступники должны просто бесследно исчезать…
– Погоди! Зачем же их семьи наказывать надеждой и неизвестностью? – возмутилась я, подозрительно вглядываясь в силуэт. – Так хоть у них был шанс начать жизнь сначала, а не терзаться вопросом «жив или умер»!
– Когда на площади казнят преступника, а под эшафотом стоит его семья – разве это не наказание «известностью»? Разве камень, полетевший в них из толпы, и презрительные крики – не худшие соболезнования? Видя в детстве, как закон поступает с его любимым отцом, ребенок станет больше любить закон? А после пережитого позора и клейма на всю жизнь, каковы шансы, что дитя не пойдет по стопам отца, чтобы заработать на кусок хлеба или отомстить? – поинтересовался убийца, приближаясь ко мне. – Никогда не стоит судить о сыне по его отцу, Импэра. Но мы отвлеклись. Я хочу знать, кто мой заказчик?
Где-то явно рядом с коробочками благотворительной помощи голодающим и умирающим стоит ящик для пожертвований с моей перечеркнутой физиономией. «Да как я могу пройти мимо!» – заявляет вельможа, опуская деньги в «мой» ящик. «Как вам не стыдно? – заявляет другой вельможа, высыпая целый кошель туда же. – Почему так мало?»
Я мысленно порылась в большой сумке жизненного опыта, который за плечами не носить в силу его неподъемности, и достала бутылочку. На бутылочке была этикетка: «Бальзам для мужской самооценки. Ты – лучший мужчина в мире! Результат 100 %. Компоненты: комплименты, восхищение, завуалированные комплименты, незаслуженные комплименты, лесть». Правда, тут было еще предупреждение о побочных эффектах: «мания величия, лень, неблагодарность». Теперь главное – правильно рассчитать дозировку, а не как в тот раз! Капельку… Чуть-чуть… Если что, теперь у меня есть активированный угол, куда можно загнать жертву с передозировкой, чтобы вправить ему самооценку обратно. Но боюсь, что здесь такой номер не пройдет.
– Весь Кронваэль скинулся? – предположила я, вспоминая вереницу дней рождений на работе. – Решили грохнуть меня вскладчину… Я представить не могу, кто бы мог в одиночку позволить себе твои услуги… Вежливость нынче на вес золота!
– Допустим, – услышала я ответ, без единой нотки гордости.