— Тогда хоть дверь оставь открытой.
Я имел в виду вход в хибару, где вырыт зиндон.
— Нельзя. Зухуршо сказал, надо закрывать.
— Послушай, Гафур, его все равно нет. А другим наплевать. Ты только представь, каково это сидеть в полной темноте...
— Какая разница? Все равно смотреть не на что.
— Знаешь, где-то в Швейцарии есть такая подземная река, где водятся безглазые рыбы. Белые как молоко. Не слепые, у них просто абсолютно отсутствуют глаза.
— Сказка, да?
— Нет, бедняги так долго жили в темноте, что глаза пропали. Чувствую, что скоро превращусь в такую рыбу...
— Ладно, — сказал он. — Без глаз как фотографировать будешь?..
Странное дело, но наше недолгое комнатное соседство, вероятно, создало у него некое чувство общности. Думаю, если бы Зухуршо приказал: «Повесь журналиста», Гафур и глазом бы не моргнул — спокойно исполнил, что приказано, и спал бы потом безмятежно. А поскольку распоряжения морить голодом не поступало, он счел своим долгом заботиться обо мне по-соседски. Он вовсе не злодей, просто работник. Как-то, три или четыре его посещения назад — не помню точно, у меня начала путаться последовательность событий, — я спросил:
«Гафур, тебя совесть не мучает?»
«Почему?»
«Ты того человека повесил. Парторга».
«Зухуршо приказал».
«Но казнил-то ты, мусульманина жизни лишил. Разве Аллах не запретил убивать правоверных?»
«Э, сосед, разве коммунист может быть правоверным?»
«Зухуршо тоже был коммунистом».
«Э-э-э, Зухуршо... — приговорил Гафур и присел на корточки, то ли готовясь в долгому разговора, то ли затем, чтобы быть поближе к собеседнику. — Ты змея у него видел? Хороший змей, да? Сильный. Это мой змей был. Я когда милиционером в Душанбе работал, один раз в зоопарк зашел. Ты там бывал? Я тогда подумал: Аллах в своей милости ад для животных не создал. Только для людей. А потом люди для животных ад сделали — этот самый зоопарк. Там много зверей. Я льва видел. Медведя видел. Как тигр по клетке ходил кругами, видел. Разве это не ад — всю жизнь бегать от стенки к стенке среди своего дерьма? Разве не ад, всю жизнь дышать вонючим воздухом? Потом в одно место зашел и там за большим стеклом Мора увидел. У него тогда имени не было — просто змей. Это я потом Мором назвал. Я когда его увидел, сразу решил: себе заберу. До смерти захотелось. Очень сильный змей. Пошел к директору, большие деньги предлагал, он не продал. Потом ту бабу, что за змеями ходит, уговаривал, она тоже не согласилась. Боялась, что узнают... Я много раз туда ходил на Мора смотреть. Во время войны, когда мы "юрчиков" из Душанбе выбили, я сразу в зоопарк пошел. Знаешь, стекло очень толстое оказалось. Наверное, какое-то специальное. Я автоматом несколько раз ударил — не разбивается...»
«Зашел бы с задней стороны, через дверь для служителей».
Лица Гафура я снизу не видел, но в его голосе явно расслышал неодобрение:
«Слушай, ты не понимаешь. Я что, рабочий, который за животными убирает? Я что, ветеринар? Задняя дверь — для тех, кто навоз выносит».
«Как же ты змея-то извлек?»
«Ты умный, сам догадайся... А Мор, он сразу меня почувствовал. Сразу понял, что...»
Гафур замолчал. Я понял, что он не может подобрать слов, и сказал:
«У змей нет чувств. У них кровь холодная».
«Нет, он знает, как я к нему отношусь».
«А тебе-то откуда известно? Они ведь и говорить не умеют».
«Главного во мне признавал».
«Хозяина?»
«Нет, что ты! У Мора не может быть хозяина. Главного признал».
«Откуда ты знаешь?»
«Он силу мою чувствовал. Уважал. У Зухура настоящей силы нет. Потом увидишь, Мор его задушит».
«Что-то не разберусь, — сказал я. — Ты, могучий парень, и вот так, беспрекословно, за здорово живешь, отдал удава Зухуршо. Да к тому же почему-то ходишь у него в палачах. А говоришь, силы у него нет. Околдовал тебя?»
«Жопошник он, — мрачно сказал Гафур. — Я его не уважаю. Моя семья, мой каун перед его кауном в долгу. Приходится служить, долги отдавать...»
После этой исповеди он, как мне показалось, сменил традиционную доброжелательность к былому соседу, на что-то вроде личной симпатии и иной раз подходил к яме просто так, пообщаться. К сожалению, нынешняя беседа длилась недолго. Звякнула дужка ведра — Гафур отвязывал веревку. Потом сказал:
— Отдыхай, сосед, мешать не буду.
Я услышал над головой шаги. Он уходил. Дверь скрипнула, но не хлопнула, и свет в зиндоне не померк. Вероятно, сообщение о безглазых рыбах поразило воображение Гафура.
Обещание он сдержал. Через какое-то время наверху затопали, молодой голос крикнул:
— Эй, корреспондент! Гафур прислал, сказал: «То самое вытащи». Что тащить?
— Веревку брось.
Посланец повозился, затем в дыру полетел и шлепнулся на землю спутанный веревочный ком.
— Конец веревки, кретин! — крикнул я со злобным раздражением. — Конец!