Заходер и все-все-все…

Не так давно Борис Владимирович более чем скромно отметил свое семидесятилетие. За те пятьдесят лет, что Заходер существует в литературе, он ни разу не написал и не сделал ничего такого, что позволило бы Нашим Руководителям дать ему какую-нибудь премию, пригласить в какой-либо президиум.

Борис Владимирович, разрешите поздравить Вас с этим неполучением государственных премий, незаниманием никаких должностей, постов и неучастием в длинном ряду громких событий общественно-политической жизни последних пятидесяти лет текущего века.

Действительно, Борис Владимирович не дал повода наградить себя, не поддался искушению написать для детей юмористическое поздравление (он бы справился!), например, к съезду партии или к годовщине Октябрьской революции, хотя это сулило большие привилегии, благосклонность власти, возможность издать лишнюю книгу. Если ему не нравилось что-то, никакие самые выгодные условия не могли принудить его поступиться своей честью или совестью.

Строчки из сонета «Слово» об этом:

Но для него страшнее адских мук
Пустое слово и неверный звук.

…Как будто этот звук невдохновенный
Разрушит всю гармонию вселенной.

Уже ближе к концу жизни, совсем не надеясь издать свои сонеты, он получил предложение от одного издателя. С радостью согласился. Но каково было его разочарование, когда ему принесли предварительный набор, выполненный на компьютере. Все стихи были сформированы в виде рюмок, бокалов, каких-то вычурных фигур, что разрушало форму сонетов. Кредо поэта: только простое — сложно, только в открытом — тайна — было нарушено. А издатель очень дорожил своей «находкой» и не хотел ее изменять.

Борис, не колеблясь, отказался от публикации, чем отодвинул издание на неопределенное время (которого, он уже чувствовал, у него оставалось мало…) А так хотелось выпустить в свет своих «взрослых» детей при жизни.

Через пару лет, на семьдесят девятом (!) году жизни, он издаст эти сонеты с грустным, если не сказать трагическим названием «Почти посмертное». Многие из них пролежали, дожидаясь своего часа, двадцать, тридцать, а иные — и шестьдесят лет.

В записках Бориса нашла такие воспоминания:

Schwarze Kochin — черная повариха. — Г. Грасс в «Blech-trommel» возводит этот персонаж детской считалки в символ смерти.

В моем детстве была дразнилка, столь же подходящая для таких преобразований. Меня дразнили:

— Прямо, прямо, прямо —
Там большая яма.
Три ступеньки вниз —
Там живет Борис
Барбарис
Председатель дохлых крыс.

И теперь эта «большая яма» совсем недалеко… М. б., осталось не три, а две, одна ступенька…

Сколь плодовиты его бывшие ученики по сравнению с учителем! Они издают свои творения том за томом. Что — он мало пишет? Нет — мало издает из того, что пишет.

Ты пишешь по старинке —
В наши дни!
Когда кругом, куда ни плюнь, одни
Новаторы —
И, что ни день, на рынке
Новинками сменяются новинки,
Да и на них
Все падает цена…

Ох,
Плохо наше дело, старина!

«Детский» поэт, «детские» стихи. Поэт отшутился, написав маленькое стихотворение на эту тему:

О тебе говорят
как о детском поэте.
А я разве спорю,
Милые дети?

В день шестидесятилетия Заходера один из его учеников произнес тост:

— Дорогой Борис Владимирович, скольких молодых авторов вы вывели в люди!

— А сам не вышел, — парировал Борис.

«Вышел в люди». Преуспел в жизни.

Что же люди понимают под успехом? Я не знаю. Может быть, мерило успеха — хороший дом? Неслучайно, иной посетитель, подходя к нашему дому, недоумевает: «А мы думали, что ваш дом соседний…»

Лучше отшучусь. Объявление, которое еще никто не читал:

Я добрый!
Меняю полдачи на дачу
И требую очень немного в придачу.