Заходер и все-все-все…

В этой книге В. Турчин излагает свою концепцию метасистемного перехода и с ее позиций прослеживает эволюцию мира от простейших одноклеточных организмов до возникновения мышления, развития науки и культуры. По вкладу в науку и философию монография стоит в одном ряду с такими известными трудами, как «Кибернетика» Н. Винера и «Феномен человека» П. Тейара де Шардена. Книга представляет особый интерес для занимающихся фундаментальными вопросами естествознания.

Далее я не стану утруждать читателя своими дамскими впечатлениями, а передам слово ученику и другу Валентина Федоровича Турчина, заведующему кафедрой физики элементарных частиц Физтеха Валерию Зиновьевичу Нозику, к которому я обратилась с просьбой вспомнить, как эта книга попала к Борису.

«Чудо настигает редко. Есть люди, которым оно обнаружило себя не однажды, и они могут говорить о вероятности или времени ожидания, — я за это не берусь.

Знакомство с Борисом Владимировичем Заходером явилось мне чудом, приходом счастливого случая, сопряженным с везением, — случай явился, а я оказался на месте. Далекий от литературного круга, я как-то (без размышлений) полагал, что Заходер — поэт времен „Чижа и ежа“, какими-то силами сохраненный во времена действия лозунга „Все лучшее — детям“. В конце 50-х — начале 60-х оттепельных годов XX века его книжку „Товарищам детям“, вероятно, извлекли из обериутских запасников вместе с Хармсом, и я мог узнать, что „Наши предки, ваши предки на одной качались ветке, а теперь нас держат в клетке. Хорошо ли это, детки?“ Или — „Решетка на нем обозначена четко и очень к лицу людоеду решетка“. Эти детско-недетские стихи я запомнил сразу, с первого чтения. Несколько позже я раздобыл (тогда книги не покупали, а добывали, как зверя на охоте) „Винни-Пуха“ и не расставался с ним: читал себе, читал сыну, читал внукам. У меня отчетливо напрягались и мозг, и мышцы от „Я стоял на носу и держал на весу задние лапки И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ…“ Мощь поэта была огромна. Он мог жонглировать воздушными шариками и с такой же легкостью подбрасывал пудовые гири. Заходер мог бесконечно творить-вытворять словом целые миры, за одной строкой стояла история, уже известная автору, и он как бы верил, что я тоже могу с его помощью домыслить ее сам, закрутить в следующее приключение. „Цирковой акробат был бы этому рад, но медведь — это дело ИНОЕ…“ Человек-цирк с полным репертуаром — канатоходец, эквилибрист на слабой проволоке, фокусник, клоун, акробат и дрессировщик. И всякий раз с одним бесконечноликим предметом — словом.

Мое ощущение невообразимости быть современником и жить где-то рядом с Заходером не исчезло и тогда, в 1997-м, когда друзья сказали мне, что вышла книга „Заходерзости“. Я помчался и тут же купил ее (уже стало возможным купить книгу), и все равно не поверил, хотя во Вступлении и Приложении все было сказано: и о „взрослых“ неизданных стихах, и о „внутренних“ причинах их неприхода к читателю. И вдруг…

22 августа 2000 года (XXI век!) я получил по электронной почте просьбу моего учителя и друга Валентина Федоровича Турчина. „Валерка, вот такое дело. Оказывается, Борис Заходер „очень высоко ценит“ меня как философа — со слов Войновича. Мы с Б. З. обменялись письмами, и я хочу подарить ему „Феномен“. Надо связаться с Заходером (что само по себе представляет интерес) и передать ему книжку“. К просьбам Турчина я привык относиться как к приказам еще с тех 70-х годов, когда он был решительно ограничен в собственных действиях Комитетом ГБ. Но „связаться с Заходером и передать“… — из потустороннего.

31 августа я постучался в ворота болшевского дома, Галина Сергеевна провела меня по дорожке, и на веранду выкатился живой Заходер. Для меня было довольно только увидеть его, убедиться в материальности и отдать книжку Турчина. В голове не было дежурных вопросов, да и не могло быть. Какие вопросы к увиденному северному сиянию или к Колизею. Что бы я мог спросить у Гете или Пушкина?.. Но меня пригласили к столу („Если у вас есть время и вы не очень спешите“), появилась бутылка коньяка („вы пьете коньяк?“), пошел переброс шутками и застольными ритуальными обменами („А вы знаете, что это за дом? Он был построен из лиственницы фабрикантом Алексеевым, из которых Станиславский, для врача…“ — „Откуда взялась фамилия Заходер?“ — „Ну, это я точно знаю — из местечка Заходы, в Белоруссии“). Смущения моего поубавилось, и я решился спросить про главное — откуда у немолодого автора известных мне, в большинстве своем, детских книг такой живой интерес к „Феномену науки“ и философии эволюции систем в кибернетическом подходе?

Борис Владимирович явно был рад моей наивности. (Дальше будет текст в кавычках, но это чистая грамматика. Здесь не будет и слабого намека на живую речь. Я беседовал за столом с Заходером всего лишь один раз и, конечно, не могу передать ни живости, ни юмора, ни ехидства, ни глубоких пауз, ничего, что бы передало обаяние владельца этого голоса.)