Заходер и все-все-все…

В один из первых визитов Нина привезла нам в подарок собаку — шоколадного цвета доберман-пинчера. Это тоже был жест, характеризующий доброе сердце Нины (думаю, что и Борино). Пес, брошенный хозяевами, нуждался в приюте. Мы его приняли, дали имя — Дар. Полюбили. Увы, он прожил недолго. А я могла потерять мужа: так тяжело, с сердечной болью, Боря перенес гибель нашего любимца.

Дару обязано человечество стихотворением:

ПАМЯТИ МОЕГО ПСА

Что же это, собачий ты сын?
Где хваленая верность твоя?
Как посмел забежать ты —
Один! —
В отдаленные эти края?
В те края,
Где кончается след,
В те края,
Где зови, не зови —
Ни ответа, ни отзвука нет,
Никому,
Даже нашей любви…
Там,
Откуда
Дороги назад
Не найти и собачьим чутьем, —
Позабудешь ты намертво, брат,
О хозяине старом своем…
А хозяину — жизнь немила.
Сердце, сволочь, болит и болит…
…Вот такие-то, рыжий, дела:
Пес умолк,
А хозяин скулит…
Впрочем,
Что же я?
Он, как всегда, —
Быстроногий,
Бежит впереди.
Боль в груди говорит:
«Не беда,
Ты догонишь его…
Погоди…»

18 октября 1969 г.

Рина Зеленая

Второй дамой (из старых знакомых Бориса), которая «признала» меня, была Рина Зеленая. Кстати, она была также и подругой Лели Алексеевой, нашей соседки. Они вместе снимались в кино.

Первый визит знаменитой Рины Зеленой запомнился тем, что она тоже, как и Нина Зозуля, не скрыла своей настороженности по отношению ко мне. Но если Нина почти мгновенно преодолела ее, то Рина Васильевна — не сразу.

Позднее, когда Рина Васильевна издала свою книгу воспоминаний «Разрозненные страницы», я нашла в ней строчки, где она описывает сходную ситуацию. Речь идет об одном актере, с которым она очень дружила.

«Я не была в курсе всех его жен. Я познакомилась с одной из них, очень красивой женщиной, и уже почти начала привыкать к ней <…> вдруг <…> кто-то из друзей сообщает мне, что — развод, что совершенно будет теперь другая жена. Ну, было много волнений, все как-то очень горячо принимали в этом участие. А я ему сказала, что в таких случаях надо все-таки думать о друзьях. Что он нам теперь предложит? Ну, тут я должна сказать, что он не промахнулся».

Было время созревания черной смородины, и я приготовила с нею сбитый крем. Рина Васильевна с Борисом гуляли по саду, поэтому я вынесла для них десерт на природу. Гостья взяла вазочку, взглянула на меня недоверчиво и, словно не веря в мою способность сделать настоящий крем, нервно начала сбивать его чайной ложкой. Но, попробовав мое блюдо, успокоилась, и, кажется, именно оно примирило ее с моим пребыванием здесь в качестве жены Заходера и послужило к дальнейшему сближению.

Да и что ей оставалось делать, если, еще не видя меня, заранее, узнав, что ее друг Заходер поменял жену, сделала выбор, пошутив: «при разделе имущества разводящихся супругов я отошла к Заходеру».

По мере знакомства с нашим дачно-деревенским бытом Рина Васильевна высказывала различные мнения, которые, несомненно, могут быть признаны афоризмами.

— Боренька, — говорила она, увидав очередной электрический прибор, против которого, как обычно, мой муж не смог устоять, — у вас есть все электрическое, не хватает только электрического стула…

Действительно, мысль об электрическом стуле тогда показалась абсурдной. Но прошло время, и Боря обзавелся чем-то вроде этого — правда, не стал мелочиться и купил сразу кресло: электрическое массажное кресло.

Другое наблюдение она высказывала неоднократно:

— Когда я думаю о счастье, то представляю себе жизнь Дара. Как бы я хотела быть собакой в доме Заходера.

Но ей нравилось быть и просто гостьей в нашем доме. Нравилось самой собирать ягоды, которые созревали в саду, каждая в свой срок. Тискать щенят, появляющихся довольно регулярно у нашей Катьки — подобрыша, имя которой притворно огорчало Рину, так как она сама была Катерина.

Незабываемый дуэт, исполненный Борисом и Риной, разнесся однажды из малинника чуть ли не на всю Комаровку, где мы все, в том числе и Валентин Берестов, поедали ягоду-малину:

Я продрала свои глазки
В половине пятого,
Мой миленок не продрал,
А я люблю продратого!

В этот же день, при Рине Васильевне, я позвала Борю к столу, зная, что он в саду, а он своим хорошо поставленным голосом откликнулся экспромтом:

Твой родной, любимый муж
Принимает теплый душ.

А Валентин Дмитриевич Берестов, увидав томик Пушкина, который лежал на журнале мод, заметил: «Здесь Пушкин в моде!»