Читаем Заходер и все-все-все… полностью

Вскоре Борис придумал название для моей книжечки, а Валентин Берестов, который в тот день был у нас в гостях, собственноручно написал его на титульном листе:

МадриГАЛИи.

А чуть ниже:

(Это название придумал Боря.)

С той поры минуло без малого тридцать пять лет. И каждый год, хотя бы изредка, до самого последнего дня пополнялись «МадриГАЛИи». Борис воспевал мои кулинарные достижения и мои недостатки, острил о сексе, сочинял антирекламу, а подчас горько шутил о своих недугах:

— Пойду пить чай… с газетой, — говорил он в пятницу, которая была у него разгрузочным днем. Утром следующего дня, принимаясь за свое любимое блюдо, — а это была, как правило, отварная капуста, — приговаривал:

В рационе классикаВполне уместна brassica[6]

Тыквенный суп получил такой отзыв в декабре:

Хозяйка —Просто загляденье,А супчик —Просто объеденье!

По странному совпадению, именно в декабре я пробуждала у мужа аппетит к подобному творчеству:

1Хорошую зразуУчуешь сразу.2В здоровой тефтели —Здоровый дух.

В годы, когда мы не просто покупали продукты, а получали заказы, Борис как-то с тоской произнес:

Не хочу я вашей рыбы —Мне бы капельку икры бы!

Один призыв моего мудрого мужа ко мне, смею надеяться, пригодится многим:

НА НОВОГОДНИЙ ТОРТМадам, фигуру береги,И пироги из курагиПускай едятТвои враги.«Интим есть интим,Как мы ни финтим»

В силу характера моего мужа мне приходилось совершенствоваться не только в кулинарии и хозяйственных делах. Стихи, которые посвящал мне Борис, побуждали к собственному совершенствованию.

Ты тихая,Ты даришь тишину.Ты в счастье со мной,И в несчастье — со мной.Тебя можно по-правдеНазвать женой.

Вспоминая строчки из «Злобного штукатура», где меня укоряют за некую «халтуру», невольно припоминаю и другие на эту тему, где подобная «халтура» так же нежелательна, как и в остальном. Шутливо называя меня секс-бомба замедленного действия, напоминал:

Помни, что законные женыБыстро теряют эрогенные зоны.

Такой диалог:

Она: — Тебе принести кофе?

Он: — Ничего не надо носить, у тебя все есть с собой.

НА СОНЛИВУЮ КРАСАВИЦУОна прелестна, словно фея,Она прекрасно сложена.Но любит, кажется, онаОдни объятия Морфея.

Были, конечно, и рискованные стишки (рискну их процитировать — как говорят, из песни слова не выкинешь):

Признаки первичныеУ нее обычные,Но затоВторичные признаки —Отличные!Она томится —Анатомически.

А про некую любительницу кроссвордов можно сложить небольшой сюжет:

НА КРОССВОРДИСТКУОна дала ему по морде(по мордам)И говорит:— Имей в виду. Не дам,Покуда не найду я слова этогоВ кроссворде!

После чего последовало такое заявление:

Как мало должно быть у жены такта,Чтобы читать газеты во время акта.

И когда совесть у кроссвордистки все-таки заговорила, она получила и такое:

От нее такой оргазум,Что заходит ум за разум.

И в заключение — заключение:

Дожил до маразма,Не испытав оргазма.

Словом, с таким мужем не соскучишься.

«А что ты купила моей жене?»

Уезжая из дома на машине, я всегда подходила к Боре попрощаться перед дорогой. Он внимательно осматривал меня и непременно хвалил мой вид, даже если он того и не заслуживал. Перед дорогой нельзя огорчать. Потом, словно бы невзначай, заметит, чтобы я не надевала, например, «эту шапку». Или: «Пора бы купить новую шубу». Не мешает заметить, что такая идея возникала, как правило, у него, а не у меня, он думал обо мне больше, чем я сама.

Когда я возвращалась из поездки по магазинам, особенно в последние годы, когда он сам уже редко выбирался из дома, непременно спрашивал: «А что ты купила моей жене?» И если я отвечала «ничего», то ворчливо говорил: «Прошу тебя, не обижай мою жену». Если все-таки обнова была, то непременно просил сразу же продемонстрировать, что бы это ни было:

Увидав твои порточки,Кое-кто дошел до точки.
Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное