Захваченная Вишесом

Хэлли едва смогла заставить себя прикрепить карабин к ошейнику и, подчинившись прихотям мужа, добровольно превратиться в какое-то домашнее животное. Вишес показал ей столько нежности и терпения. Хэлли боялась предстоящего соединения и того, что он сделает ее своей женой в полном смысле этого слова, однако акт оказался красивым и принес массу удовлетворения. После всего, что дал ей Вишес, она решила дать ему что-то взамен.

Но когда он порвал цепь, Хэлли была ошеломлена. Нежные поцелуи и ласки, подаренные ей перед сном, развеяли любые сомнения относительно того, что она его расстроила. Возможно, в конце концов, ему на самом деле не требовалось полное подчинение.

Хэлли снова посмотрела на кровать. После утреннего душа она спросила о стирке, и Вишес ответил, что большинство вещей складывает в мешок для прачечной. Приподняв одеяло на небрежно заправленной постели, Хэлли посмотрела на смятые запятнанные простыни. Стоило ей увидеть бледно-розовые полосы, как ее щеки залил румянец. Доказательство скрепления брака бросалось в глаза. Быстро сорвав с кровати простыни, она смяла их в руках. Смущение казалось неуместным, но Хэлли ничего не могла с собой поделать. Некоторые события должны оставаться личными, включая это. Ей совершенно не хотелось, чтобы какие-то незнакомцы в прачечной видели простыни, на которых супруги скрепили свой брак.

Хэлли пробралась в маленькую комнату рядом с кухней, где, по словам Вишеса, стояла стиральная машинка для личного пользования. Она изучила хитроумное приспособление. Насчет него он не давал никаких указаний и, более того, Хэлли полагала, что сам ни разу им не пользовался. Все в комнате выглядело абсолютно новым.

Она постучала по двум сенсорным экранам, вмонтированным в стену рядом с парой приборов, напоминавших коробки. На мониторе появилось множество вариантов, один запутаннее другого. Внезапно Хэлли затосковала по своей стиральной доске и самоваренному мылу. По крайней мере, ими можно было пользоваться без технологического барьера.

Осознав, что без помощи не разобраться, Хэлли положила простыни на тумбу и покинула комнату. Может, она и не сумела заняться стиркой, зато, однозначно, сможет сделать уборку.

Кроме уборки иных дел не было. Меньше чем за два часа Хэлли вычистила и вытерла каждую поверхность в доме и смыла каждое пятнышко, какое только сумела отыскать. Она даже нашла в ящиках под кроватью чистые простыни и заменила ими снятые ранее.

Как бы то ни было, Хэлли сочла себя способной отработать свое содержание. Не слишком-то много, но хоть что-то. Возможно, Вишес позволил бы ей устроиться в гладильную или куда-нибудь еще, чтобы она хоть частично была с ним на равных правах. Работа помогла ей расслабиться и не чувствовать себя иждивенкой.

Гадая, чем заняться, Хэлли вошла в гостиную и села на диван. Но тут же вскочила на ноги. Обивка оказалась странной и неестественной, скорее всего, какой-нибудь очередной синтетической мерзостью. Хэлли предпочитала простые ткани. Конечно, они пачкались и в некоторых местах изнашивались, но были натуральными и приятными на ощупь, а не глянцевыми и скрипучими.

Пробравшись в ванную, Хэлли прихватила из шкафа полотенце и вернулась в просторную гостиную. Она набросила ткань на угол дивана и окинула взглядом жилую площадь Вишеса. Дом всей ее семьи поместился бы в гостиной, или в столовой, или даже в кухне. Кардинальное отличие от жизни впроголодь, когда тащишь все на своих плечах.

Утром Вишес заставил Хэлли съесть весь предложенный завтрак, что одновременно вызвало злость и умиление. Дома о ней беспокоился разве что брат Джарек. Он всегда помнил, когда у Хэлли день рождения, и старался припасти для нее часть своего ужина или завтрака. В свою очередь, отец и Кларен воспринимали ее исключительно как прислугу. Она не слышала от них ни единого доброго слова и не видела ни одного знака внимания. Берни не сильно от них отличалась, но Хэлли понимала, откуда у сестры взялся эгоизм. Если у тебя ничего нет, невольно начинаешь защищать то немногое, что считаешь своим.

Долгие месяцы Хэлли боялась Захвата и всего с ним связанного. Жители деревни в один голос вдалбливали ей в голову изощренные рассказы о сексуальном рабстве или того хуже. И Хэлли им вторила, тайно осуждая женщин, восторженно ожидавших часа, когда безжалостный небесный воин захватит их и увезет с собой.

То, что она разделила с Вишесом, не было жестоким или ужасным. Вряд ли Хэлли понравились оковы, но все остальное было восхитительно. Он, казалось, глубоко о ней заботился, а властность и желание подчинить могли бы со временем смягчиться. Но даже если нет, Хэлли предпочитала доминирование Вишеса двусмысленным шлепкам отца и тасканию за волосы.

Сев на покрытую полотенцем поверхность, Хэлли скривилась. Пока она устраивалась удобнее, диван противно поскрипывал. Хэлли взяла со стола планшет — маленькое плоское устройство — и активировала экран. Стоило ей зайти в библиотечный раздел, как она округлила глаза от понимания того, что под кончиками ее пальцев оказались тысячи книг.