«…Турция не искала приключений за пределами своих границ, – сказал он Национальному собранию. – Она и впредь будет искать способы избежать участия в войне… У нас есть договорные или фактические отношения с государствами из обоих противостоящих лагерей. Наше отношение будет в равной степени дружелюбным и лояльным к этим государствам».
Однако немецкий посол и наблюдатели в Берлине силились отыскать в его заявлениях завуалированные прогерманские настроения. Более того, в частном разговоре с Папеном Сараджоглу зашел еще дальше.
«Германия, – цитировал Папен его слова, – сможет решить русскую проблему только в том случае, если по меньшей мере половина русских будет убита и если, кроме того, Германия раз и навсегда вытянет из-под российского контроля все русифицированные регионы, населенные иноземными национальными меньшинствами, поставит их на свои ноги, убедит их на добровольное сотрудничество с силами оси и воспитает их как врагов славизма».
Если это были его слова, хотя и произнесенные с глазу на глаз, то это и в самом деле было достаточно резким заявлением для лидера нейтральной страны. Они, по-видимому, были рассчитаны на то, чтобы продемонстрировать Папену «законные интересы» Турции в судьбе тюркских меньшинств Советского Союза. Более того, Сараджоглу призвал Берлин не отворачиваться от тюркских эмигрантов, поскольку «меньшинства нас не разочаруют». По сути, он просил немецкого признания для сепаратистских «национальных комитетов», на что Гитлер категорически наложил вето несколько месяцев назад.
Эти предложения, официально переданные на высшем уровне, возымели противоположный эффект. Побоявшись гнева Гитлера, Риббентроп в середине сентября решил, что посольство Анкары должно «демонстрировать большую сдержанность» в таких вопросах. «В данное время мы не заинтересованы в том, – писал он, – чтобы вступать в любые переговоры по этим вопросам с турецким правительством и тем самым предопределять решение этих проблем. У нас нет резона давать туркам какие-либо заверения…»
Его позиция достоверно отражала непреклонный отказ Гитлера идти на уступки как Турции, так и эмигрантам в Турции – протеже Германии. Пока Германия побеждала, не было необходимости делиться добычей. В то же время коллаборационизм большого числа мусульманских горцев (а также формирование «добровольных» боевых подразделений на стороне Германии) произвел на фюрера впечатление. Но для одного случайного комментария человеку не обязательно понимать даже свою собственную точку зрения. В обсуждении создаваемых вермахтом кавказских формирований в декабре 1942 г. он отметил: «…Я не уверен насчет этих грузин. Они не принадлежат к тюркским народам… Я считаю, что только на мусульман можно положиться… Всех остальных я считаю ненадежными. На данный момент я думаю, что образование батальонов из чисто кавказских народов – это очень рискованно[48]
. В то же время я не вижу никакой опасности в создании чисто мусульманских подразделений… Несмотря на все заявления Розенберга и военных, армянам я также не доверяю».Неоднозначное гитлеровское одобрение мусульман также проявилось в санкционировании военной политики на Северном Кавказе; однако лишь теперь стало ясно, что фюрер отошел от презумпции арийского превосходства и, позабыв о своем собственном учении, поставил мусульман не только выше армян, но и выше грузин, ставленников Розенберга. Однако несколько недель спустя эта проблема приобрела сугубо гипотетический характер: Северный Кавказ был потерян, а других мусульманских регионов гитлеровцы так никогда и не завоевали. Отныне решения Гитлера могли повлиять лишь на отношение немцев к мусульманам-коллаборационистам.
Из событий на Кавказе Москва сделала тот же вывод, что и Гитлер. Если фюрер считал тамошних мусульман самыми «надежными», то советское правительство сочло их достаточно ненадежными для ликвидации автономных национальных республик и областей чечено-ингушей, карачаевцев и балкарцев (так же как и крымских татар, немцев Поволжья и калмыков) и переселения этих народов. Таким образом, для народов в этих областях краткий период немецкой оккупации завершился роковой трагедией.
Для немцев отступление с Кавказа, равно как и катастрофа в Сталинграде, означало конец их мечтаний. Кратковременные месяцы правления армии над горскими народами показали, что альтернативу негативной политике, применяемой в других местах, можно было бы спокойно претворить в жизнь. В то же время наглядный урок Кавказа, многому научивший непосредственных участников событий, остался в Берлине без внимания. Северный Кавказ, задумывавшийся как особый случай, оставался исключением в немецкой Ostpolitik.
Глава 13
Полумесяц и свастика: татары и турки
Крым: Гибралтар и курорт с минеральными водами