Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Дискуссия приобрела кабинетный характер. Коха было невозможно остановить, а Фрауенфельд больше критиковал других, чем себя, и считал примером образ своего правления, при котором граждане были всем довольны.

Мертворожденный муфтият

Предпринятые в 1943 г. две попытки Германии проникнуть на Ближний Восток потерпели неудачу, и интерес к нему у немцев пропал. Перейдя к оборонительной позиции, Берлин перестал прислушиваться к желаниям турок. Иллюзии развеялись, и теперь все внимание было обращено на неславянские народы Востока. С падением Кавказа и назначением генерала Кёстринга инспектором тюркских частей совершился переход от оккупационной политики к организации «восточных легионов», которые должны были воевать на стороне Германии. В последующие месяцы Г. Лейббрандт был вынужден уйти со своего поста в министерстве оккупированных восточных территорий, и ответственным за национальную политику стал немецкий ученый-востоковед Г. фон Менде. Он выступал за признание сепаратистских «национальных комитетов», прежде всего неславянских, что свидетельствовало о перенаправлении деятельности министерства с «национальной почвы» на эмигрантские круги. Такое изменение в политике свидетельствовало о дальнейшем снижении интереса к славянским национальностям, тем более когда в следующем году отступавшие немецкие войска оставили регионы их проживания.

В ноябре 1943 г. советские войска подошли к границам Крыма. В апреле следующего года они прорвались через Перекоп и вышли к Керчи. В начале мая 1944 г. последняя немецкая твердыня на полуострове (Севастополь) пала. Но прежде чем советские мусульмане вновь оказались за «железным занавесом», а крымские татары были вынуждены отправиться в изгнание и разделить судьбу с народами Северного Кавказа, подлежавшими ликвидации[51], возник кризис, хотя и не столь значительный, в вопросе представительства в среде мусульман.

Несмотря на то что немецкая военная администрация на Кавказе и в Крыму разрешала, а временами даже поощряла исповедание ислама, она решительно препятствовала только в одном вопросе – избрании высших духовных лиц у мусульман. Причина этого была очевидна. В частности, именно в Крыму муфтий пользовался особым уважением, часто становясь политической фигурой. До тех пор пока не было дано разрешения на созыв всеобщего крымского собрания и формирование «национального правительства», вопрос об избрании муфтия не поднимался. Однако те, кому, подобно Менде и Хентигу, было важно мнение мусульман, как в Советском Союзе, так и за его пределами, хорошо понимали, насколько ценно иметь в союзниках религиозного лидера с прогерманскими взглядами. Аргументы были следующими: «Исламский мир – единое целое. Германии следует относиться к мусульманам на Востоке таким образом, чтобы не повредить ее репутации в среде всех народов ислама». В то же самое время крымские националисты стремились повлиять на министерство оккупированных восточных территорий в том же самом направлении, надеясь использовать муфтия в своих собственных целях. В итоге выразителем идеи муфтията стал Мухаммад Амин аль-Хусейни, сочувствовавший нацистам великий муфтий Иерусалима.

Цель у всех этих деятелей была различной. Причины, по которым военная администрация препятствовала решению вопроса о муфтияте, были теми же самыми, по которым крымские националисты, особенно пантюркисты, приветствовали создание муфтията. В то же время великий муфтий, тесно сотрудничавший с немецкой разведкой и ведомством пропаганды, старался сосредоточить в своих руках все управление и контроль за деятельностью мусульман. Панисламистские идеи, которые он продвигал, упали на бесплодную почву; другие стремления, другие символы оказались сильнее, чем религиозные связи, которые призваны были соединить воедино поволжских татар с берберами и йеменцев с таджиками. В оппозиции великому муфтию оказались пантюркистские эмигранты, которые видели в нем опасного соперника.

По этому вопросу, однако, сошлись во мнении все: и «сочувствующие тюркам» в рейхе, и крымские националисты, и великий муфтий. Вследствие противодействия со стороны военных рассмотрение проблемы было отложено до октября 1943 г. Именно в этот год советское правительство перешло к смягчению своей антирелигиозной политики. Вслед за восстановлением православного патриархата в Москве было объявлено о создании центрального муфтията в Ташкенте. На это последовала реакция крымского отдела министерства Розенберга.