Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Если «плодотворная идея» «Единой Европы» была бы принята, «еще большая идея европейской семьи народов сменила бы русский централизм и империализм». Деля Украину и Кавказ с остальной Европой, Россия оказалась бы в выигрыше за счет всей европейской культуры и экономики. Будучи «ценным и независимым членом» такой европейской федерации, «национальная Россия, обладающая теми же правами», что и другие государства-участники, не имела бы никаких оснований выдвигать какие-либо возражения.

Розенберг на какой-то момент был впечатлен и, как уже отмечалось, предпринял слабые усилия для поддержки Власова – вместе со своими сепаратистскими комитетами, чье будущее теперь стало определенней. Тем временем эти комитеты робко подрастали в благотворной тени министерства восточных территорий. Только после Сталинграда сам Розенберг стал работать с ними увереннее. В 1943 г. комитеты подверглись реорганизации. Поскольку армия оказывала некоторую поддержку пропагандистской работе среди личного состава восточных (и других) легионов, больший акцент был сделан на последних перебежчиках, которые значительно эффективней могли бы обратиться с призывом к своим согражданам. Наконец, была разработана удовлетворительная формула, призванная смягчить опасения немецких скептиков: вместо «национальных комитетов» каждая этническая группа должна была иметь в министерстве Розенберга свой отдел связи – Mittelstelle. Таким образом, беженцы стали служащими министерства, но неофициально им позволили назвать себя представителями национальных комитетов. Позднее эти отделы переименовали в Leitstellen – отделы управления, поскольку большее внимание уделялось «руководящим» функциям, которые они должны исполнять среди своих соотечественников, находившихся под властью Германии. Шаг за шагом, почти аналогично первому этапу кампании Власова, комитеты стали полуавтономными. В ноябре 1943 г., в попытке преодолеть трения между министерством восточных территорий и ОКВ, они получили полномочия назначать специальных сотрудников по связи в воинские части, в которых их соотечественники служили вместе с вермахтом. Благодаря усилиям Менде, некоторым из национальных групп – азербайджанцам, волжским татарам и выходцам из Туркестана – разрешили проводить «конгрессы», дабы создать больше «представительных» комитетов или, в некоторых случаях, чтобы тем самым передать лидерство лицам, более сговорчивым по отношению к министерству оккупированных восточных территорий.

Большая часть этой лихорадочной деятельности представляла собой «бой с тенью». Тем не менее другие немецкие ведомства практически незаметно стали «иметь дела» с комитетами и их представителями. Сфера их деятельности расширилась. Некоторые из их членов отправились работать в пропагандистские агентства, тогда как другие совершали поездки в Osttruppen, в которых – и вполне справедливо – часто рассматривали этих политиканов как некомпетентных бездельников.

Общая тенденция – также и в некоторых других аспектах восточной политики – была направлена на постепенное ослабление немецкой непримиримости. Поначалу ссылка на национальную «независимость» находилась под запретом. Но по мере того, как борьба между Розенбергом и ориентированными на Россию группами становилась все более ожесточенной, и по мере роста потребности в более действенных пропагандистских экспериментах в 1944 г. санкционировали даже лицемерную «независимость» – не как формальное обязательство или обещание, а в качестве пассивной уступки со стороны «блюстителей ортодоксальной морали». Некоторые группы, такие как калмыки, крымские татары и «Идель-Урал»[99], считались приемлемыми, но не пользовались особой поддержкой. Они выглядели слишком незначительными, слишком неестественными или слишком отдаленными, чтобы иметь какое-то значение. И наоборот, двумя группами, которым оказывалось явное предпочтение, стали представители Туркестана и Кавказа.