Захват

Желая догнать бывшего дружка-побратима выехал, как знаем вослед, малость задержавшись под Тосною, а также у Мги вершник прискакал на посад, наскоро обследовал пристани с пятком кораблей, там же, на пустом берегу моря-озера слегка отдохнул, полюбовавшись на крепость, напоил скакуна, выкупался, после чего, видя пред собою один только прибережный камыш потрусил невдалеке от воды, Ладогою к Липкам[38], на веток – и затем, выбравшись на тракт, закусив найденным в суме колобком, веруя в успех предприятия направил коня в сторону граничной реки.

То есть повернул к Лавуе, предположив, что корабль где-то изблизи в стороне; думалось, при полном безветрии не смог убежать далее пределов страны.

39

В Нотбурге, как видим, каких-то сколь-нибудь заметных событий, исключая проскок выборжекого гостя, Серьги не приключилось. Так же обстояло на устьях, даром, что вблизи от просторов Балтики, Соленого моря не было особой жары – этому частично способствовал, давая прохладу стлавшийся все ближе и ближе к Нюену от гирла Невы околобережный туман.

Кто-то из поморских жильцов сеял зимовое обилье, Парка, насушив карасей начал обмолачивать рожь; только что, в канун Симеона летопроводца выплатил в доход магистрата восемнадцать ефимков, дань за возведенный на Стрелку, якобы неправый, поклёп.

В один из таких дней к полунощному берегу острова, на старом пути к Невскому исадищу, в Канцы близился груженный товаром новгородский карбас. На взморье по всему подбережью пала, отемнив окоём волглая завесигда мги, свет наполовину померк, и лодье, чтоб не заблудиться в проточинах незримого гирла следовало где-то пристать. Люди гребли вот уже вторую неделю, несмотря на заход в гавань, на какой-то причал Выборга, ночною порой – силы подходили к концу.

– Вроде бы цего-то виднеется, – изрек носовой: – Дерево, как будто. Земля? – Всматриваясь в заморосившую с какого-то времени белёсую мгу плаватель, восстав приумолк. – Цё етто? Пропавши? А, нет, – кажется. Доподлинно: твердь, брег, – удостоверился кормчий, повелев приставать – и, через десяток гребков суднышко вонзилось в песок.

Низодол берега казался безлюдным, саженях в сорока, еле различимый в туманище, проглядывал дом; оттуда, с плосковерхой горушки двигалась неверная тень. Лошадь? лось? Нечто, продолжая спускаться уходило в кусты.

– Геи на берегу по куста-ам! – проголосовал носовой, собственник торгового судна, Кошкин в направлении призрака, приставя к губам сложенную лодочкой длань.

Сшествие, как будто замедлилось; из ближних ракит, в горочку шарахнулся птах – листвие, качнувшись под крыльями стряхнуло капель.

Тень-призрак, видимо – хозяин избы; местный своеземец, чухна? – предположили в лодье. – «Хы-вя-хя пайва, пои-га!» – взлетело с воды, и затем, то же – на другом языке, ясном для заморских пловцов: «Парень!.. Доброй день, мужицёк!»

Тишь; только что принявший, как будто человеческий вид призрак в одночасье пропал; «Де ты задевался, мужик?! – вскрикнул, проявив нетерпение другой мореход: – Ну-кка покажись!»

– Це-ло-ве-ек!.. Менниша! – с повтором по-свейски возопил носовой – и, единовременно с выкриком из гущи ракит на берег, к воде изошел впрямь-таки, похоже на то ведавший свеянскую молвь некто иноземный людин; первое, что взвидел старшой: на выходце была безрукавка – именно в таких, с меховою выпушкой в торгу на Стекольне, за морем, и также на Готланде, припомнил Степан позапрошлогоднее плаванье шустрят маклаки, перепродавая товар; голову, отметил пловец красил дыроватый колпак. «Пригородный кто-то, из местных; юноша годочков четырнадцати… старше, ну да. В общем-то, приятный парнёк», – думалось, когда рассмотрел отрочье лицо изблизи.

Не дошед сколько-то шагов до крутца, берегового обрыва с плетевом подмытых водою, оголенных корней малец, обернувшись ко взгорью продолжительно свистнул и, чуть-чуть обвалив скрытый на долонь, полторы свисшею дерниной откос вежливо отвесил поклон.

«Русич», – произнес в пустоту ближний от Степана гребец.

– Думаешь? – откликнулся кормчий: – Сем-ка мы сие испроверим… Далеце ли, приятель до Канцив? – молвил для ушей паренька.

– Близко, говорят корабельщики: без мили полмили, – прозвучало с крутца на знаемом главою артельных, Кошкиным с младенческих лет, вызвавшем слезу языке. – Кто буите?

– Не ведаю, брат. Кем бы то ни стали позднее, волею Исуса Христа – взвидится, коли доживем. Днесь, – проговорил носовой: – плаватели, новогородци. Правимо к себе, от Стекольна. Цё яно такое за твердь? А? Як: Хрестовой? – «Ну», – произвелось на уме. – Остров, – повернувшись к артели объявил судовщик: – Стало, бисюкарню объехали в туман, невзначай – Ваганово, таможенной двор.

– Мытницу? Ах, даже и так?! – вскликнул, услыхав сообщение один из гребцов: – Лизеймейстера, выходит надули – сборщика таможенных пошлин! Так бы то платили ваганное, за взвес да проход. Ну и молодчи, ай да мы. Стоит записать происшествие – на то и дневник. Де она, тетрадка?.. Нашлась. Графья недалече, цела; к счастью не сломалася; но.