Захват Московии

— А чего дядь-Коль?.. Сейчас, когда их столько у меня было, вижу, что он еще, может, самый хороший был. Нет, не думай, он меня не обижал, боже сохрани, что ты!.. Ласкал, дарил, что мог. «Лучом света» называл… А что он мог?.. Без ноги с войны. Сидел, писал что-то, статьи какие-то в журналы… Правда, после того, как мой батяня-комбат отхуярил его в дым его же деревяшкой, больше писать не смог… слёг и всё больше лежал… типа паралича… ничего, я ему и параличному пару раз приятное сделала, когда домой в отпуск приезжала… Жалко же, человек пострадал из-за меня. А мне не трудно…

— В отпуск? А где ты работаешь? — очнулся я, вспомнив из учебника фрау Фриш, что «все советские люди имеют хорошую работу, а летом едут в отпуск на побережье Крыма или Кавказа», причем фрау Фриш добавляла, что те, кто не работает, те не имеют права летом отдыхать на побережье Крыма или Кавказа, им надо сидеть в тюрьме…

Алка посмотрела мне в глаз:

— Не знаешь, что ли?.. Самуилыч же сказал… Зем-фирой работаю.

«Ночная бабочка», — вспомнил я, подумал, что я бы очень хотел иметь эту бабочку в Баварии — не надо ящика бабочек, пусть будет одна, но вот такая красивая, с мясистыми крыльями, грудинистая… и дневная, и ночная… Баварцы будут смотреть с завистью, они это любят…

— Ночная бабочка, — сказал я.

— В точку. Вот так летаю, летаю, — она показала руками полёт, — сяду на цветочек, как у тебя, — (она одобрительно погладила мою ширинку), — выпью нектар — и дальше… Вишь, кожа какая у меня классная?.. Атласная! От этого…

— Молокофья? — вспомнил я заветное слово.

Алка согласно встряхнула головой:

— Ну. Эликсир жизни. Малофейка, утробная струя. Цыганка говорила — чем больше пьёшь малофью, тем всё тебе мало и тем больше молодеешь…

— Тогда надо говорить «молодофья», — сообразил я.

— Тоже подходит. — Помолчав, сказала, уже каким-то другим тоном: — Ну а наши тёрки насчет Баварии как?

«Конечно, да-нет, посмотрим», — хотел ответить я по «неопределенной» схеме, но ответил твёрдым:

— Да. Что реально надо? — хотя край сознания ещё был бел и там отпечатывался ясный вопрос: правильно ли я сейчас делаю и какие последствия это может иметь?.. Но сейчас мне всё казалось правильным и понятным — а как же иначе?.. Warum nicht? Что может быть лучше этого — каждый день, утром и вечером, получать приятное?.. Нет, и о трёх ведрах, выделенных на жизнь, не стоит забывать… жизнь длинная… только утром тоже хватит… даст бодрость… Или только вечером, спокойный сон…

И тут, из чехлов и сетей хаоса, выпуталась золотая мыслерыбка: «А если её — к нам домой, горничной… прислугой?..» — хотя другой кусок открытого еще сознания мне сигналил, что прислуга у нас уже есть, фрау Клее, уже 20 лет работает, её куда деть? А уволить! И взять Алку!

Эта идея меня взбодрила, её тоже.

— А чего, класс! Жить буду у вас, по дому, что надо, сделаю, а в свободное время и подработать можно… Ты там у себя на улице для меня несколько бюргеров пригляди, так, посолиднее, в возрасте, которым 400–500 евро в месяц не жалко… Мне и хватит…

И она принялась развивать теорию, что мужики везде одни и те же, даже в Дубаях, куда она сдуру съездила недавно «на гастроли», лучше б не ездила, только заебли до смерти, а денег с гулькин нос. А мои мысли вдруг развдоились — одни погнались за носом Гульки, а другие встрепенулись, испугавшись: «Нет, это уж слишком! Вместе это не идет! Или горничная у нас — или бюргеры с улицы!..»

Про то, будет ли мама рада такой прислуге и уволит ли папа фрау Клее, я тоже не думал. Но насыпала же недавно фрау Клее, торопясь в церковь, соль в стиральную машину вместо порошка, отчего одежда стала маринованной, а машина — скрип-скрип… А до этого еще было — вместо муки взяла сослепу с полки сахарную пудру, обваляла в ней треску и пожарила, после чего мы все обтошнились, а папа ворчал, что её надо уволить… Вот пусть и уволит! Алку возьмём! Да, это казалось лучшим вариантом!

А Земфира-Алка, уже забыв, о чём шла речь, рассказывает опять что-то дико смешное, чего я даже охватить не могу, но и меня тоже тянет на смех и даже на хохот — да, я хотел хохотать, несмотря на то что в немецком языке такого глагола нет, только жизнерадостные славяне могут так открыто, от всего сердца, громко радоваться жизни, и это отлично, этому надо учиться: