Захват Московии

Шофер чертыхался, застряв у объезда, а я думал, что, может, фон Штаден просто хотел деньги у графа получить, потому и написал эту свою книгу? Наврал там всё, может быть, а деньги у графа за эту ложь кассировал… Еще и план захвата и оккупации Московии приложил… экстра… За экстра ведь платят экстра…

Ехали долго: то метелились по закоулкам, то плелись в крайнем правом, то тлели в пробках… Я нарушил молчание:

— Езда по широким улицам Москвы вредна… 46 кило пыли кушает каждый московитер в год.

— Ого! Это что, ваши, бундесовские данные?.. Наши всё скрывают. — Шофер угрюмо подвигался. — Неудивительно, что пыль и яд, — бензин совсем поганый стал. Хочешь не хочешь, а плати! И чем дороже — тем хуже…

(«А, как с бутылками — чем прибамбамистее — тем опаснее», — понял я, но не стал об этом сообщать — раз тут живет, то сам знает, зачем лишний раз травмировать человека?) Да, вот он, будто слыша мои мысли, отвечает:

— В нас сидит эта привычка — платить дань… Князьям, татарам, крымскому хану, чтоб набегов не делал, опричникам, Петру, государям, помещикам, коммунистам… Теперь вот чеченцам, бандитам, чиновникам, всем этим носорогам… Всегда тёмный народ платил, от всех откупался!

— Да! Обидновато! Если бы эти бы деньги бы люди бы… — искренне вырвалось у меня, на что шофер согласно кивнул:

— Да не вопрос. Если все эти миллионы-миллиарды, что эти Абрамы хреновы тырят, народу дать — жизнь была бы дай боже, как в раю! Да кто даст?.. У вас тоже такой беспредел?

— Нет, у нас предел…Что писано — то и так. А больше — справа, слева — нельзя, проблемы будут…

Он медленно и печально посмотрел на меня:

— А мы по-человечески даже мыльницу сами сделать не можем, всё тяп-ляп… Вот, какой-то поэт сказал: «Русский на трех сваях крепок: авось, небось да как-нибудь. Авось — России ось»… И стихи написал: «Мы беспечны, мы ленивы, все из рук у нас валится, и к тому ж мы терпеливы, этим нечего хвалиться»… Вот я что думаю: Германия так хорошо развита, потому что после войны все заново построено было, по последнему слову. А у нас — по ящику одна сплошная болтовня, да реформы, да «модернизация», да «инновация», да всякие нано-хуяно, на самом же деле — всё прахом идёт, скоро превратимся в страну, несовместимую с жизнью…

И он повёл речь о том, что генетика долго не выдержит: умные уезжают, деньги уплывают, недра расхищаются, скоро придётся, наверно, растапливать вечную мерзлоту и продавать в виде пресной воды — всё остальное будет извлечено и продано, что это пародия на государство, которое в итоге само себя победит и развалится на части, отчего всем будет только хорошо, и в первую очередь самим россиянам до Урала и до Северного Кавказа, и не надо будет кормить толпы тунеядцев — своих хватает…

— Вообще вся хуйня в мире от нефти этой ебучей происходит… Интересно, что было бы, если в один день вся нефть исчезла бы, испарилась?.. Нету нефти — и всё, ты хоть тресни, а?

Я вздрогнул — кого? что он от меня хочет? какая тресня? — но промолчал на всякий случай, а он с искренним сожалением сказал:

— И главное, расхищают-то как? Тупо, топорно, грубо, по-пацански! Ведь можно было эту нефть тут переработать и втрое дороже продать? Не сырой лес в Финляндию гнать, а самим из него мебель делать? Нет, не хотят, производство денег стоит, а они копейкой не жертвуют, даже под нажимом и давлением заставить не получается… — Наклоняясь вперед и высматривая таблички, он сообщил: — Вот эта, Пулемётчиков… — и долго крутился по дворам и задворкам, пока, наконец, не спросил у мальчиков, игравших в карты в детском теремке:

— Ребята, где тут дом 83/85, строение 2 Б, будь оно неладно? — на что один мальчик сказал:

— Дай полтинник — скажу, — а другой крикнул:

— Я и за тридцатник покажу…

— Говорите, где! Не то выйду из машины! — пригрозил шофер, на что первый мальчик скорчил рожу:

— И выйди. Тут наш район, вон наши братья тусуются…

А третий мальчик сказал:

— Ладно, завязывай. — И через плечо, большим пальцем указал на восьмиэтажное здание: — Вот ваше строение, там раньше автозаправка была внизу, а сейчас магазин.

Мы кое-как подъехали к зданию. Я расплатился, вылез и с сумкой на плече долго искал подъезд, и люди смотрели на меня как на сумасшедшего. Да, видели бы меня сейчас папа и мама…

И вдруг опять словно прихлопнуло плитой — еще ничего не позади, и я один в чужой Московии… Меня ищут… А я тут, без одежды, в штанузах и тапочках, когда некоторые уже в пальто и шапках… Нет, одежда нужна — любой патруль остановит в таком виде. Ну и остановит. Вот мой паспорт, пожалуйста. Нет, лучше не надо в поле их зрения сеяться, а то перемелют на муку, вроде той, что фон Штаден на севере свиньям скармливал. Размоли, блин, тунцовы кости!

Вот квартира… За дверьми слышны голоса… запахи печёного… типа ватрушечки… Может, даже и блины… Запах чего-то мясного и вкусного… Да, московиты умеют готовить, сколько бы полковник ни клеветал на них… Вот кнопка!

На звонок сразу открыли. Свежие, веселые голоса! И Максимыч, в белой рубашке, побритый, за ним — какие-то женщины, дети…

— О, Фредя! Милости просим, входите!