Захват Неаполя. Берёзы

Козимо де Кавальканти был младшим сыном знаменитого, знатного и весьма древнего рода, поговаривают, что они ведут свое родство толи от Цезаря, толи от Августа, толи от какого-то знатного римского патриция и военачальника. Последнее, кстати сказать, было ближе всех к истине. Ну, так мы не об этом.

Юный Козимо отличался какой-то удивительной напористостью, настойчивостью барана и жаждой к постоянному протесту. Он протестовал и спорил во всем – от умывания по утрам и занятий грамотой, до, когда вырос и повзрослел, политики, рыцарской этики и культуры, поэзии и любви. Да-да, даже любви!

Между прочим, чтобы не прослыть голословным, следует заметить, что Козимо был весьма одаренным юношей. Он довольно-таки сносно научился рисовать, даже пробовал расписать местную церковную капеллу (правда бросил – как он сказал: остыл!), прославился талантливостью своих рифм, но и здесь его переменчивая, ищущая и протестная натура дала о себе знать – как-то утром он проснулся, сгреб в кучу все пергаменты со своими стихами (некоторые потом утверждали, что он сжег очень красивую поэму о любви), взял их, да и поджег в камине…

Мать его вздыхала и тайком молилась, выпрашивая у Господа спокойствия для своего младшего сыночка, но Творец был, почему-то, глух к ее просьбам и заваливал голову юноши все новыми и новыми прожектами.

Семья Кавальканти издревле (так уж почему-то сложилось) поддерживала императоров, за что ее причисляли к гибеллинам. Наш Козимо и тут решил выступить против всех – он разругался с отцом, дядей и братьями, объявил их антихристами и демонстративно поступил в папские войска. Тут, надо сказать, ему неслыханно повезло!

Еще бы! Знатный отпрыск древнего гибеллинского рода, Козимо де Кавальканти стал в одночасье живым символом и лозунгом всего того, к чему так долго стремились первосвященники – он показал, причем наглядно и на собственном примере, что дело папы и гвельфов правое и законное. Шуму-то было!..

При всем этом, Козимо проявил себя довольно-таки толковым и грамотным воином, его отличал острый ум, быстрая реакция, чудовищная память и колкий язык. Когда, однажды, один из капитанов был убит арбалетной стрелой, а отряд папских гвардейцев растерялся и стал рассыпаться, словно карточный домик, теряя строй и дисциплину, только его реакция и, отчасти гордыня, позволили спасти безвыходное, как всем показалось, положение, переломить ход неудачно складывающегося боя и разбить численно превосходивших их гибеллинов.

Папа Климент – надо отдать ему должное – приметил этого решительного юношу и, на одном из приемов, состоявшихся в замке Святого Ангела, вызвал его из толпы рыцарей и громогласно объявил своим капитаном и гонфалоньером. Шуму-то было!..

Но Козимо (и тут проявился во всей красе его непостоянный и протестный характер) мало прельщало стать придворным интриганом, крючкотвором и бездельником. Он тайком от всепроникающих взглядов папы Римского сколотил отряд рыцарей. Небольшой – человек триста, но такой отчаянный и боеспособный, что его стали побаиваться все – и гвельфы, и гибеллины. Климент и сам испугался, но, переговорив с Козимо, понял, что прыткий юноша создал для него нечто такое, о чем он даже и мечтать не мог. Козимо де Кавальканти создал и родил в муках гвардию в гвардии! Теперь Климент мог спокойно засыпать и когда он отправлял этих рубак с каким-либо, пусть и самым отчаянным и безумным на первый взгляд поручением, то мог совершенно спокойно не сомневаться в том, что они его исполнят, причем, точно, быстро и, самое главное, в срок!

Но и тут стало скучно Козимо. К его счастью (надо же, как везет парню!) Конрадин вторгся в северную Италию, города восстали, даже в Риме становилось не безопасно. Он носился круглыми сутками по объятой пламенем гражданской войны Италии, крушил и громил врагов папы Климента и, когда тот позорно бежал, скрываясь от гнева восставших сторонников Конрадина, отвел свой отряд на юг, к границам с королевством Шарля де Анжу. Он встретил там того, о ком тайно мечтал – своего двойника! Этим двойником, как вы уже понимаете, стал Мишель Ла Рюс – русский наемник, лишившийся родины и поступивший на службу к королю Обеих Сицилий.

Две неуемные и беспокойные по сути натуры нашли друг друга, не прошло и пары дней после их знакомства, как они уже и шагу не могли ступить раздельно!

Они обожали женщин, но их одиночество просто кричало в полный голос, разыскивая такого же, как и они, неутешного романтика, одинокого волка-разбойника и человека, с кем бы просто было поговорить на одном языке, или просто помолчать в трудную минуту, крепко сжав его руку.