— А это кто? — полюбопытствовал Сашка, показывая на четвертую фотографию.
— Это радист, с которым тебе придется держать связь, — пояснил Сердюк. — Ишь, в затылок только схватили. Попробуй по такому снимку найти.
— И меня по этому снимку не узнают, — сказал Крайнев и провел рукой по отросшей бороде.
— А у меня здесь нос курносый… — шутливо возмутилась Теплова.
Саша усмехнулся, взглянул на Валю, потом на Крайнева и сострил:
— Для семейного альбома сойдет.
Рассказав о новой перерегистрации паспортов, которую затеяли гитлеровцы, и, получив от Сердюка задание связаться с радистом, Саша ушел.
— Пырин, значит, у них в лапах. — Сердюк тяжело вздохнул. — Его не ищут…
В следующий раз Саша появился днем, когда его не ожидали, проникнув в водосборник прямо с завода. Свертка с продуктами с ним не было.
— Что произошло? — встревожился Сердюк.
— Пришел получить задание на завтра. В день Красной Армии нельзя отмалчиваться. Седьмое ноября мы листовками отметили, а сейчас что люди скажут? Нет у нас большевистского подполья, так, что ли?
Валя и Крайнев посмотрели на Сердюка. Он был смущен и не старался этого скрыть.
— Видишь ли, Саша… — начал было Сердюк.
— Я вижу, — бесцеремонно прервал его Сашка. — Но надо, чтобы и люди видели… Вы меня простите, Андрей Васильевич, но я в массе вращаюсь, знаю, чем ее поддержать можно… — Побуревшие от пыли светлые волосы Сашки щетинились, придавая ему еще более протестующий вид.
— Короче… Что ты предлагаешь? — резко спросил Сердюк, рассерженный нравоучительным тоном Сашки.
— Надо же вот эту шифровку оправдать, — продолжал неугомонный Сашка и, достав из подкладки ватника листок бумаги, прочитал:
«Сердюку. Поздравляем товарищей днем Красной Армии. Желаем здоровья, дальнейших успехов в работе».
Простые слова, дошедшие с Большой земли сюда, в подземелье, тронули всех до слез.
— Нам запрещено заниматься чем-либо, кроме гестапо и выпуска листовок, — сказал Сердюк после долгого молчания. — Правда, такой праздник не грех отметить. Но как? Может быть, у вас есть что, друзья?
— У меня есть, — похвастался Сашка и обратился к Вале: — Ты с собой все свое барахлишко захватила или в чем есть пришла?
— Не пойму, — ответила Валя.
— Красное платье твое здесь?
— Здесь.
— Отдай мне, — просительно произнес Сашка. — Я флаг на трубу повешу.
Теплова пошла в угол насосной, извлекла из свертка любимое шелковое платье.
— Спасибо, Валя, не пожалеешь!
Саша обернул его вокруг талии, застегнул стеганку. Уже из тоннеля крикнул:
— С праздником вас, товарищи!
Утром 23 февраля, как только рассвело, горожане увидели на трубе коксохимического завода развевающееся красное полотнище. Заметили его и гитлеровцы и решили немедленно снять. В проходные ворота завода въехала машина с офицерами и солдатами комендатуры.
Один из солдат полез по железным скобам восьмидесятиметровой трубы, но на середине сорвался и плюхнулся вниз. Офицеры, уверенные, что к скобам подведен электрический ток, послали за резиновыми сапогами и перчатками.
К этому времени толпы горожан собрались на улицах, с любопытством ожидая, что произойдет дальше. Другой солдат в резиновых сапогах и перчатках поднялся немного выше своего предшественника. Вдруг нога его соскользнула со скобы, он повис на руках, попытался зацепиться за скобу, но снова соскользнул и мешком рухнул на землю. Третий солдат на трубу не полез, хотя офицер грозил ему пистолетом.
Посовещавшись, офицеры подняли стрельбу по штоку из всех видов оружия — пистолетов, автоматов, но попробуй попади на таком расстоянии в тонкий металлический громоотвод, на котором было укреплено полотнище.
В толпе, собравшейся у стен завода, то и дело раздавался смех.
— Сроду не думал, что немчура будет так усердно салютовать красному флагу, — сострил кто-то.
Издевку подхватили, и она прошумела по толпе, как ветер по колосьям ржи. Из ворот завода выехала автомашина и возвратилась с пулеметом. Много очередей выпустил пулеметчик по штоку безрезультатно. Наконец пробитый шток дрогнул и наклонился, но флаг продолжал держаться на уцелевшей полоске железа.
Военный комендант направил на завод автоматическую зенитную пушку. Ее установили, и ствол уже медленно пополз вверх, как со стороны раздалась бешеная ругань. Гитлеровцы, обернувшись, увидели бежавшего к ним человека в меховой шапке и шубе чуть ли не до пят. Огромный и неуклюжий, он походил на медведя. Это был владелец завода Вехтер. Он подбежал к офицеру, багровый от бега и возмущения, и обрушил на него поток ругательств.
Вехтер кричал, что труба — его собственность, что разрушать ее он не позволит, что будет жаловаться Герингу.
Посиневший от холода офицер, переминаясь с ноги на ногу, — мороз был крепкий, и ноги в щегольски обтянутых сапогах давно уже онемели, — с кислой миной слушал возмущавшегося Вехтера.
Наводчик, положив руку на спуск, ждал команды. Но ее не последовало. Офицер, знавший о близком знакомстве Вехтера с Герингом, струсил и пошел к будке проходных ворот — посоветоваться по телефону со Штаммером.